Николай Черкашин - ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ

- И почувствовал себя в ином мире. Мне было хорошо, как никогда. Душа вдруг перестала ныть. Мне не хотелось уходить. Я понял: это - мое.

Поступить сразу, как полагал по мирской наивности бывший моряк, в семинарию не удалось. Сначала ему назначили духовника - митрофорного протоиерея Василия, служившего в Спасо-Парголовской кладбищенской церкви. Тот принял неофита сердечно. Посмотрел ему в глаза и как в воду глянул: быть тебе, божий человек, настоятелем собора. От сего прорицания до его исполнения прошло немало трудных лет.

В семинарии нового ученика прозвали Полундрой. Наверное, за ту авральную ярость, с какой недавний подводник взялся штудировать богословские дисциплины. Тогда же, на первом курсе, он был рукоположен в диаконы. А несколько позже и в священники. И снова, как в лейтенантские годы, назначение на службу в места далекие от столиц.

Среди ярославских городов с громкой - ярой - славой: Ростов Великий, Переяславль Залесский, Тутаев - городок Данилов едва ли не самый скромный да неприметный. Не бывали здесь вожди, не рождались великие умы, не гремели в его округе судьбоносные битвы, хотя в прошлую - Великую Отечественную - войну дал он стране девять Героев Советского Союза. Единственный памятник здесь всероссийского значения - собор Казанской Божьей Матери, что в пригородном селе Горушки.

Сначала молодой священник принял Никольскую церковь, что в центре города. Принял обезглавленной и обезображенной. Однако быстро поднял храм, организовал ремонт, приобрел необходимую церковную утварь. А вскоре, к недоумению многих, был переведен в Горушки - в бездоходный приход, в собор с раскрытой кровлей… Новое назначение отец Георгий принял безропотно: если надо, значит надо. Значит оценили по делу. Непонятно лишь было почему церковный орден за восстановление Никольской церкви получил его преемник, пришедший почти на готовое. Но жизнь, а может и поучения старцев, научили отца Георгия не задавать лишних вопросов. Переехал в село, в гнилой дом с больным сыном и не очень здоровой матушкой. Холод, щели, комары из подвала. Ну, прямо как в офицерской общаге на Камчатке.

В народе говорили, что не угодил питерский батюшка городским властям. Может, и в самом деле, прогневал власть имущих тем, что первым заговорил в Данилове о больной топонимике города. На кой ляд древнему русскому посаду улица Циммервальда? А Клары Цеткин, а Розы Люксембург, а Карла Либкнехта? Да и Киров с Крупской особым вниманием Данилов не баловали. Почитаешь уличные таблички - ну, не город, а учебник истории КПСС! Но кому-то эти деятели были все еще милы. Так или иначе, но иерей Усков угодил в ближнюю ссылку. Все-таки закваска в нем командирская, не семинаристская. На таких, как он, воду возят…

Возрождать собор начал батюшка не с куполов - с жилого дома - крепкого, просторного, удобного. Сразу же пошли кривотолки, мол, вот еще один «новый русский» объявился. И никому невдомек, что «поповские хоромы» принадлежат не лично отцу Георгию, а епархии, и строятся они под жилье для монахинь будущего монастыря, достойного грядущего тысячелетия.

Казалось бы, что может быть благостнее размеренной жизни сельского священника: крести детей, отпускай грехи, да полни свой погребок соленьями-вареньями с собственного огорода. Однако жизнь отца Георгия полна нешуточных тревог и забот: то в храм залезут, стройматериалы вытащат, то на почте денежные пожертвования прикарманят, а то и вовсе булыжник ночью в окно влетит…

Народ тут, как, впрочем, и повсюду духовно запущенный, если не сказать - одичалый. Мышление - совхозное. А то и вовсе - криминальное. Потому и сына приходилось в школу водить под родительским присмотром. Намекали - дослужишься, батя… А он себе новые заботы ищет.

Прослышал отец Георгий, что на Камчатке атомную подводную лодку нарекли «Святым Георгием Победоносцем» - в честь его ангела-хранителя. Нашлись добрые люди, которые оплатили ему авиабилеты до Петропавловска и обратно. Так он снова побывал в родной флотилии. Спустился в центральный пост корабля-тезки, посидел за пультом, прошел по отсекам, отобедал по старой памяти в офицерской кают-компании. А потом - гарнизонном храме - исповедовал моряков, пожелавших причаститься к святым тайнам. Уж в чем они ему каялись - то тайна исповеди, но у отца Георгия и по сию пору глаза округляются, когда вспоминает он тот день: такого понаслушался!

- За флот наш скорблю всем сердцем! - Вздыхает он куда как искренно. - Без флота мы - Русь. С флотом - Россия.

Поразила его обнаженность моряцких душ и ободранность корабельных бортов на Камчатке. Душу лечит слово - но их-то, целительных слов, припасено у отца Георгия немало - для самых темных, самых заблудших душ; а вот для корабельного железа, как кожа телу, нужна краска. И не глянца ради. Как истинный моряк, Усков знает, с какой скоростью пожирает соленая морская вода лодочный металл. Потому и взялся добыть столь дефицитную ныне на всех флотах краску для дивизии стратегических подводных лодок. Благо в Ярославле свой лакокрасочный комбинат. Глава правительства ярославской области пообещал решить проблему с краской. Но ждать обещанного три года могут лишь люди, но не сверхсложные корабли. К тому же опасный горючий груз надо перебросить к камчатским берегам через всю Россию - и это тоже головная боль неугомонного отца Георгия.

А еще белой, как полярный снег, завистью завидует он камчатскому владыке Игнатию. Тому выпало патриаршее благословение первому из духовных лиц пройти подо льдами Арктики на борту подводного атомного крейсера. Дальний поход с Кольского полуострова на Камчатский выдался на редкость трудным и опасным. Атомоход попал в так называемый «ледяной пенал» - когда лед и сверху, и снизу, а впереди - полная неизвестность: может быть выход, а может быть и тупик, в котором не развернешься… Британские подводники в подобных ситуациях читают специальную молитву: «О, Святой Отец, услышь нас, рабов твоих, что ниже моря! Сделай так, чтобы мы не ослепли в темноте! И выведи нас к свету дня, что далеко над нами, и подвигай нас медленно, но верно…» Семь моряков на российском крейсере попросили окрестить их пока это возможно. Наверное, это был самый необычный обряд крещения за всю историю христианства - под водой и подо льдами в соседстве с ядерным реактором. И окунались новокрещенные воистину в ледяную купель: воду в маленький бассейн, что в зоне отдыха, напустили прямо из-за борта, а там температура не превышала трех градусов тепла.

По счастью, все обошлось и атомарина благополучно вышла из «пенала», всплыла в назначенной точке и пришла в родную гавань. Для того, чтобы участвовать в таком походе, владыке Игнатию пришлось пройти подготовку вместе со всем экипажем: и в тренировочной башне всплывать, и через трубу торпедного аппарата выходить. И если для него все это было впервые, то отцу Георгию подобные вещи были знакомы с курсантских времен. Право, есть о чем погрустить, хотя уныние считается грехом.