Анатолий Вахов - Фонтаны на горизонте

В магазине становилось шумно. Появились первые пьяные. Осипов. подмигивал своему приказчику, стал обвешивать и обсчитывать камчадалов...

Иван Алексеевич почувствовал омерзение и вышел. Перед магазином было тесно от людей, оленей. Жестянки со спиртом холили по рукам. Весть о том, что на фактории появились товары успела разнестись повсюду, и местные жители прибывали и прибывали, чтобы обменять пушнину на охотничьи припасы и товары.

— Нижегородская ярмарка открыта, — вывернулся из за оленей Филипп Слива.

По его возбужденно поблескивающим глазам Северов понял что матрос уже отведал спирта и сердито приказал:

— Сейчас же на шхуну! Не хватало, чтобы мой матрос участвовал в этом, этой… — Иван Алексеевич не мог найти точного определяющего слова и, махнув рукой, закончил: — мерзости. Марш на шхуну!

-Есть на шхуну! — Слива посмотрел в сторону распивавших спирт охотников, состроил гримасу и повернул к пристани, где покачивалась шлюпка. — А счастье было так возможно...

На пристани Северов увидел боцмана.

Всю команду на борт! Незачем ей пьянствовать.

Уже все на шхуне, кроме этого, — Журба так посмотрел на Сливу из-под своих рыжеватых бровей, что матрос моментально оказался в шлюпке и стал преувеличенно деловито разбирать весла.

Северов, прежде чем войти в шлюпку, сказал Журбе:

— До шхуны доберусь с матросом. Останьтесь здесь, Максим Остапович, посмотрите, что дальше будет.

— Ясно, — кивнул Журба и, отвязав цепь, бросил ее в шлюпку. Северов сел на корму, а Слива налег на весла, и шлюпка пошла к «Диане». За спиной раздавались пьяные голоса, шум, ругань... торговля на фактории становилась все оживленнее...

...Матросы, недовольные приказом Северова, бродили по палубе, тихо ругались и посматривали на факторию. Ранний осенний вечер залил бухту густой синевой. Пылавшие на берегу костры бросали на темную воду алые дрожащие отблески. Шум пьяной торговли и веселья достигал шхуны.

Иван Алексеевич не повидал палубы, чтобы матросы не съехали тайком к камчадалам. Ему и раньше приходилось слышать о том, что торговцы, спаивая охотников, за бесценок выменивают у них пушнину. Но своими глазами подобное он видел впервые. Вмешаться, попытаться прекратить это безобразие, преступление? Ничего не получится. Осипов сейчас сильнее, да и камчадалы не поймут, станут на сторону обманывающего их наглого торговца.

Опустив голову, Иван Алексеевич без устали мерил шагами палубу. Какой позор! Под видом китобоев обирать, спаивать самым бесстыдным образом темных, неграмотных людей, пользоваться их слабостью. Какое оскорбление памяти Лигова, Клеменьтьева, его отца. Иван Алексеевич остановился у борта, положив на перила сжатые в кулаки руки, и долго-долго смотрел на мерцающие в темноте костры. Как бы сейчас поступил Хайров? Что бы он сделал? Северов мучительно искал ответа. Оставаться лишь свидетелем преступления было несказанно тяжело. К капитану подошел Джо и молча стал рядом с ним. Они хорошо и без слов понимали друг друга. Наконец Джо не выдержал:

— Может съехать с командой и потребовать, чтобы Осипов прекратил эту торговлю.

Северов отрицательно покачал головой:

Сейчас бесполезно.

Но Осипов грабит пьяных охотников, — с возмущением воскликнул Джо. — А мы смотрим...

Северов пожал плечами и вновь вспомнил о Хайрове. Как его сейчас не хватало Ивану Алексеевичу, его совета, даже взгляда его немного насмешливых глаз.

Послышался плеск весел и поскрипывание уключин. Вскоре моряки увидели шлюпку. Вот она вошла в полосу света, падавшего со шхуны на воду. Это возвращался Журба. Греб он легко, но сильно. Шлюпка, описав полукруг, подошла к шхуне; Журба, сложив весла, привязал ее к штормтрапу и поднялся на палубу.

Ну, что там? — нетерпеливо спросил Северов.

Эх, — боцман махнул рукой. — Почти сорок лет хожу по морям, но не видел, чтобы русские такую пакость творили! Срам!

Да разве там русские? — Северов посмотрел в сторону фактории, не замечая, что он повторяет слова Хайрова. — Нет, Максим Остапович, они не русские...

2

Шхуна «Кэмал» пересекала Берингово море, держа курс на Чукотку. Погода стояла свежая. Северо-западный ветер гнал навстречу шумные крутые волны, бил ими в скулы шхуны, но она только поскрипывала и шла точно по курсу.

Ну, что скажете, Барроу? — обратился к капитану Коннорс с самодовольной улыбкой на чисто выбритом лице с резкими чертами. — Как шхуна?

Отличная, сэр! — кивнул капитан и чистосердечно признался: — На такой ходить еще не приходилось.

Коннорс стоял, заложив руки в карманы кожаной на меху кенгуру куртки с большим шалью воротником. На ногах охотничьи, похожие на ботфорты сапоги, на голове шапка. Обветренное молодое лицо покрывал загар. Светло-серые с легкой синевой глаза смотрели пристально, цепко. Чуть широковатые губы часто трогала улыбка, открывая крепкие белые зубы, в которых был зажат мундштук давно погасшей трубки.

Капитан Барроу покосился на Коннорса и с раздражением и завистью подумал: «Радуется, черт его побери, что купил новую шхуну». Барроу помрачнел. Он уже не раз пытался разбогатеть и принимался мыть золото на Аляске, бить китов в море Росса, торговать в Перу, даже возил девочек из Европы в Бразилию, но всякий раз судьба крепким ударом возвращала его на мостик торговых или промысловых судов.

С Коннорсом Барроу познакомился два года назад, когда тот пришел в Сан-Франциско на старенькой шхуне с грузом пушнины и, рассчитав команду, стал набирать новую из моряков-китобоев. Вот тогда-то и пришел Барроу к Коннорсу.

Два года плавания вместе — немалый срок, однако сейчас Барроу так же мало знал Коинорса, как и в первый день знакомства. Странный все-таки этот Коннорс. Перед отходом Коннорс назначает один пункт, даже сообщает в портовый регистр о нем, но в море неожиданно изменяет курс, и «Кэмал» бросает якорь в бухте, о которой в порту не было и речи. И что самое странное — везде Коннорса уже ждут. Сам он не торгует, не бьет китов, хотя на шхуне прекрасная пушка, есть все оборудование. Правда, однажды Барроу убедился, что Коннорс — прекрасный гарпунер. Он с одного выстрела насмерть ранил сейвала. Было видно, что глаз у него наметан и рука твердая. Он обменивает товары на пушнину, китовый ус, жир, и только, но больше всего обменивает на оружие, боеприпасы. Иногда Коннорс встречается с какими-то людьми. О чем они говорят, Барроу не знает, но подозревает, что Коннорс интересуется не только пушниной, а кое-чем и другим. Уж слишком он хорошо говорит по-русски, по-японски.