Клайв Касслер - Священный камень

—    Что-то не так, — сказал он. — Нам с каждым днем все силь­нее нездоровится.

—    Может, воздух плохой в этой пещере, — спокойно ответил Гро, вешая котелок над огнем.

—    А я думаю, что дело в этом, — сказал Олаф, показывая на шар. — Думаю, он проклят.

—    Можем поставить палатку и не жить в пещере, — ответил Гро.

—    Эрик приказал нам оставаться в пещере. Боюсь, если он вернется и увидит, что мы нарушили его приказ, то разгневается.

—    Я глядел на метки, — ответил Гро. — Он должен вернуться через три сна, не позже.

—    Тогда будем по очереди сторожить, ожидая его возвраще­ния, — тихо сказал Олаф. — И быстренько вернемся в пещеру, прежде чем он увидит, что мы снаружи.

Гро кинул ягоды в кипящую воду.

—    Безвременная смерть либо долгая болезнь. Думаю, лучше мы избежим того, что случится точно. А второе либо будет, либо нет.

—    Еще пару дней, — сказал Олаф.

—    Пару дней, — согласился Гро, опуская в котелок черпак. Налил отвара в две железные кружки и протянул одну из них Олафу.

Четыре отметки на скале у входа, и Эрик Рыжий вернулся.

—    У вас сильный кашель, — гут же сказал он, поглядев, в ка­ком состоянии оставленные им часовые. — Не хочу, чтобы за­болели остальные. Возвращайтесь в поселок, но жить будете в отдельной избе в северной его части.

На следующее утро Олаф и Гро отправились домой, но им не было суждено попасть туда. Первым не выдержал Олаф. Его ос­лабленное болезнью и тремя днями пути сердце просто останови­лось. Гро чувствовал себя ненамного лучше. Когда почувствовал, что больше не может идти, поставил палатку. Но за ним пришли мохнатые твари. То, что не сожрали сразу, доели потом, и вскоре от Гро ничего не осталось, так, будто его никогда и не было.

Проводив взглядом двоих своих людей, уходящих вдаль, Эрик собрал рабочих, рудокопов и строителей, которых при­вел из поселка, взял палку и начал чертить план на покрытом пылью полу пещеры.

Его план был амбициозен, но с даром небес следовало обра­щаться подобающим образом. Первая смена принялась состав­лять план пещеры. Оказалось, что пещера уходит в глубь горы на добрую милю и на глубине становится теплее. Еще нашли большой пруд с пресной водой, вокруг которого вздымались сталагмиты, а с потолка свисали сталактиты.

Других людей он послал к берегу, чтобы выловить плавник и отобрать бревна подлиннее. Из них соорудили лестницы. На­чали вырубать в скале ступени. Из плоских камней соорудили затейливые двери и навесили их на мощные петли. Святилище должно быть скрыто от тех, кто захочет воспользоваться его силой без ведома Эрика. На стенах высекли руны, из камня вытесали статуи, соорудили зеркала, отражающие свет, про­никающий в пещеру через вентиляционные отверстия. Эрик руководил работой из поселка на берегу, редко посещая место строительства. Весь план был у него в голове.

Люди работали, болели и умирали. На смену им приходили другие.

Когда строительство в пещере закончилось, Эрик Рыжий по­терял столько людей, что их поселку было уже не оправиться от этого. Лишь однажды он дозволил сыну Лейфу поглядеть на величественное святилище. А затем приказал замуровать вход, оставив шар тем, кому еще предстояло родиться.

Лейтенант Крис Хант не любил го­ворить о своем прошлом, но по его поведению сослуживцы составили определенное мнение о нем. Было ясно, что родом он не из какой-нибудь благословенной глухомани и пошел служить в армию не только лишь для то­го, чтобы повидать мир. Как-то он проговорился, что вырос на юге Калифорнии. Когда его принялись расспрашивать настой­чивее, он признался, что рос в окрестностях Лос-Анджелеса. Но никому не сказал, что вырос в Беверли Хиллз. Второе, что бросалось в глаза, — он был прирожденным лидером. Никог­да не вел себя покровительственно, не пытался подчеркнуть свое превосходство, но и не скрывал, что умен и сообразителен.

А третье они узнали лишь сегодня.

Холодный ветер дул с гор. Взвод под командованием Ханта сворачивал лагерь в ущелье. Хант и еще трое солдат с трудом пытались сложить палатку на ветру. Пока они возились, рас­тягивая углы в стороны, сержант Том Агнес осмелился задать вопрос по поводу ходивших во взводе слухов. Хант как раз подозвал его, отдавая ему в руки углы палатки, чтобы Агнес сложил полотно пополам.

—    Сэр, а это правда, что вы закончили Йельский универси­тет? — спросил Агнес.

У них всех на глазах были темные лыжные очки, но Агнес стоял достаточно близко, чтобы разглядеть глаза Ханта. В них мелькнуло удивление, сменившееся покорностью. Затем Хант улыбнулся.

—    А, вот вы и раскрыли мою самую страшную тайну, — тихо сказал он.

Агнес кивнул, складывая палатку пополам.

—    Не самое подходящее место из тех, откуда идут служить.

—    Джордж Буш тоже его закончил, — сказал Хант. — И слу­жил летчиком на флоте.

—    Мне казалось, он служил в Национальной гвардии, — сказал Хесус Херрара, техник, который забрал палатку из рук Агнеса.

—    Джордж Буш-старший, — уточнил Хант. — А наш нынеш­ний президент тоже закончил Йель и тоже служил летчиком, но в Национальной гвардии.

—    Йель, — задумчиво проговорил Агнес. — Осмелюсь спро­сить, как же вы сюда попали?

Хант стряхнул снег с перчаток.

—    Добровольцем. Как и ты, — ответил он.

Агнес кивнул.

—    Так, давайте закругляться, — сказал Хант, показывая на гору. — А потом пойдем туда и найдем того ублюдка, который посмел напасть на Штаты.

—    Да, сэр, — хором ответили солдаты.

Спустя десять минут, взвалив на плечи рюкзаки по двадцать с лишним кило весом, они принялись забираться на гору.

В городе, где красивых женщин не счесть, в свои сорок девять Мишель Хант до сих пор заставляла мужчин оборачиваться и смотреть ей вслед. Рослая, с каштановыми волосами и зелено­вато-голубыми глазами, получившая от природы тело, которое не надо было изнурять диетами и тренажерами, чтобы оно оста­валось стройным. Пухлые губы, ровные зубы, но самое сильное впечатление производили ее газельи глаза и безупречно чистая кожа. Она была прекрасной женщиной, но в Южной Калифор­нии это обычно, как солнечные дни или землетрясения.

Но того, что заставляло людей обращать на Мишель при­стальное внимание, нельзя было добиться даже за счет искус­ства хирурга-косметолога, визажиста или портного. Она обла­дала качествами, за которые ее любили и мужчины, и женщины, благодаря которым людям доставляло удовольствие находиться

рядом с ней. Она выглядела счастливой, уверенной и самодо­статочной. В каждый момент жизни Мишель Хант была собой, и люди слетались к ней, как пчелы к распустившемуся цветку.