Эмилио Сальгари - Жемчужина Лабуана (сборник)

Оставшийся невредимым Сандокан был отброшен взрывной волной к мачте, и с трудом поднялся на ноги.

– Негодяй! – загремел он, грозя врагу кулаком. – Трус, ты боишься драться лицом к лицу.

Свистком он созвал на палубу уцелевших друзей.

– Быстрее! Сделайте заграждение перед пушками – и вперед!

Мгновенно на носу обоих судов были навалены ящики, мешки и бочки с кулями, образовав прочную баррикаду, защищавшую от картечи и пуль. Человек двадцать самых крепких гребцов снова взялись за весла, а остальные залегли за баррикадой, сжимая в руках карабины, а в зубах кинжалы, блестевшие, как тигриные клыки.

– Вперед! – скомандовал Сандокан.

Крейсер закончил маневр и медленно поводил жерлами пушек, выпуская из труб клубы черного дыма.

– Огонь! – приказал Сандокан.

И с обеих сторон снова началась адская канонада. Выстрел отвечал на выстрел, пуля на пулю, залп картечи на вражескую картечь.

Крейсер имел преимущество и в водоизмещении, и в артиллерии, но оба прао, которые бесстрашный Тигр повел на абордаж, не собирались перед ним отступать. Уже почти без мачт, оголенные, как баржи, с пробитыми во многих местах бортами, с залитыми водой трюмами, они продолжали двигаться вперед, несмотря на бушующий встречный огонь. Безумие овладело этими людьми, все они жаждали только одного: вскарабкаться на палубу парового чудовища, и если и умереть, то на поле врага.

Патан, верный слову, мертвым лежал за своей пушкой, но другой артиллерист занял его место и, несмотря на канонаду, уже почти прямой наводкой посылал снаряд за снарядом в высокий борт крейсера. Многие пираты пали или были тяжело ранены в бою, но другие отчаянно бились, презирая смерть. На палубах обоих кораблей еще оставались тигры, жаждущие крови, свирепость которых нарастала с каждым выстрелом.

Пули свистели над храбрецами, снаряды взрывались, разрывая людей на куски. Огонь охватил палубные надстройки, но никто из корсаров и не думал отступать. Чем меньше их оставалось, тем яростнее бился каждый, и, когда порывом ветра относило облака дыма, их черные от копоти и искаженные яростью лица за разбитыми заграждениями, их налившиеся кровью глаза, зубы, сжимавшие лезвия кинжалов, наводили страх на врага.

Ожесточенное сражение продолжилось еще минут двадцать. Расстояние между крейсером и двумя прао Сандокана все время сокращалось. И крейсер дрогнул, отошел, чтобы избежать абордажа.

К сожалению, корабли пиратов не могли его преследовать – в слишком жалком состоянии они были. Прао Джиро-Батола только чудом держался на воде, и, воспользовавшись тем, что крейсер отошел и на время прекратил огонь, Сандокан принял к себе на борт людей с его судна. Матросы Сандокана взялись за весла и, воспользовавшись бездействием крейсера, быстро скрылись в устье речушки.

И вовремя! Их собственное судно, в которое со всех сторон проникала вода несмотря на наскоро заделанные пробоины, медленно погружалось в море. Сандокан встал к рулю и подвел его почти к самому берегу, скрыв за лесистым мыском.

Разгоряченные схваткой пираты тут же заявили, что готовы сесть в шлюпки и хоть сейчас атаковать крейсер с одними лишь карабинами и саблями в руках, но Сандокан решительно остановил их.

– Сейчас шесть, – сказал он, взглянув на часы у пояса. – Часа через два солнце зайдет и на море опустится тьма. Пусть каждый принимается за работу, чтобы к полуночи прао снова мог выйти в море.

Пираты закричали, потрясая оружием.

– Ура! Мы атакуем крейсер!

– Не обещаю, – мрачно проговорил Сандокан. – Но клянусь, очень скоро придет тот день, когда мы отплатим за свое поражение. Наше знамя еще взовьется над фортом Виктория.

– Да здравствует Тигр Малайзии! – отвечали пираты.

– Тишина! – приказал Сандокан. – Двое дозорных на берег, чтобы следить за крейсером, и двое в лес, чтобы нас не застигли врасплох. Остальным перевязать раненых – и за работу.

Пока пираты торопливо перевязывали раны товарищей, Сандокан вышел к бухте и спрятался за деревьями. Корсар сосредоточенно рассматривал крейсер.

«Он знает, где мы, – душу Сандокана терзали невеселые мысли. – И ждет, что мы снова выйдем в море, чтобы уничтожить нас. Но если он ждет, что я брошу своих людей на абордаж, он ошибается. Тигр бывает и осторожным».

Он обернулся и кликнул Сабая. Старый пират, один из самых храбрых в его команде, тут же подошел.

– Патан и Джиро-Батол погибли, – сказал ему Сандокан. – Командование переходит к тебе, и я надеюсь на тебя. Ты не уступишь в отваге им?

– Если капитан прикажет погибнуть, я буду готов исполнить приказ.

– Хорошо. А сейчас за работу.

– Мы выйдем ночью, капитан?

– Да, Сабай.

– Но разве нам удастся незаметно уйти?

– Луна взойдет поздно, и будет не очень яркой: посмотри, на юге поднимаются облака.

– Мы возьмем курс на Момпрачем, капитан?

– Прямиком.

– Не отомстив?

– Нас слишком мало, Сабай, у нас почти не осталось пушек, и наше судно едва держится на воде.

– Это правда, капитан.

– Терпение, Сабай. Отмщение будет скорым – с таким делом тянуть не в моем характере.

Пока они вели этот разговор, их люди работали с лихорадочным ожесточением. Все они были опытными моряками, но в то же время это были и столяры, и плотники, и кузнецы. До полуночи удалось установить новые мачты, заделать пробоины и починить снасти.

За все это время ни одна шлюпка с крейсера не осмелилась приблизиться к берегу. Английский капитан знал, с кем имеет дело, и не рискнул бросить своих людей в сражение на земле. К тому же он был абсолютно уверен, что запер их в бухте и они почти в его руках.

Около одиннадцати Сандокан велел позвать дозорных, наблюдавших за кораблем.

– Бухта свободна? – спросил он их.

– Да, – ответил один.

– А крейсер?

– Стал на якорь перед бухтой.

– Далеко?

– Примерно в полумиле.

– Этого хватит, чтобы уйти, – пробормотал Сандокан. – Темнота прикроет наше отступление.

В ту же минуту двадцать человек сели на весла, и прао медленно двинулся к выходу из бухты.

– Ни звука, – властно приказал Сандокан. – Оружие наготове и полная тишина: мы вступаем в опасную игру.

Темнота благоприятствовала их странствию. Само небо помогало им: не было видно ни звезд, ни даже того призрачного света, который исходит от облаков, когда они не очень плотны. Лишь черная масса густого леса едва заметно очерчивала берега реки. Глубокое молчание, нарушаемое лишь журчанием воды под корпусом, царило на судне. Казалось, что все люди, неподвижно замершие на своих местах, не дышат, боясь нарушить тишину.

Прао уже достиг устья речки, когда легкий толчок остановил его.