Алистер Маклин - Сан-Андреас

Британскому правительству должно быть известно, что у нас на борту золото. Вы только задумайтесь над этим — и поймёте, что это спланированная совместная операция между Советским и Британским правительствами.

— Использовать госпитальное судно для перевозки золота? — в полном недоумении произнёс Джемисон. — Британское правительство никогда не пошло бы на это.

— Я не собираюсь комментировать ваше высказывание, сэр. Я считаю, что ваше правительство, как и любое другое, способно на что угодно. Тем более, что в годы войны об этике отношений не говорят. И вообще, существует ли этика войны? Единственное, что я хочу сказать, что наше правительство с большим недовернем относится к русским, и наше исчезновение получит самое грязное истолкование, вплоть до утверждения, что русские, после, того как судно вновь пустилось в плавание, перехватили его, избавились от его команды, отправили «Сан-Андреас» в какой-нибудь порт северной России, выгрузили золото, а затем потопили корабль. С другой стороны, они могут считать, что русские не отправили золота, потому что так и не дождались «Сан-Андреаса», Но у русских есть свой подводный флот, небольшой, который базируется в Мурманске и Архангельске.

Какого мнения будет придерживаться правительство, неважно. Результат в любом случае будет один и тот же — на радость немцам. Британское правительство придёт к выводу, что русские не хотят и не умеют держать своих обещаний, поэтому будет с подозрением относиться к возможным с ними сделкам в будущем. Доказать они ничего не смогут, а вот сделать — да: сократить или совершенно приостановить любые поставки по ленд-лизу в Россию. Это окажется более эффективным способом прекращения поставок союзников в Россию, нежели действия немецких подводных лодок в Северной Атлантике и Арктике.

Наступило долгое молчание. Затем Боуэн сказал:

— Вполне возможный сценарий, боцман. Даже убедительный, если можно воспользоваться этим словом. Но невольно возникает один вопрос: почему вы считаете, что на нашем борту золото?

— Я не считаю, сэр. Я знаю. Несколько минут тому назад, когда мы все уселись пообедать, сестра Моррисон, присутствующая здесь, случайно обмолвилась, что обер-лейтенант Клаусен в бреду постоянно повторяет одно и то же слово — Эдинбург. — Она сказала, что создается такое впечатление, будто это слово преследует его. Думаю, так и есть. Совсем недавно одна немецкая подводная лодка послала на дно крейсер «Эдинбург», возвращавшийся из России. На борту «Эдинбурга» было по крайней мере двадцать миллионов фунтов стерлингов в золотых слитках.

— Господи! — чуть слышно прошептал Боуэн.

— Все чертовски прекрасно увязывается, сэр. Клаусену вдолбили, что он не должен повторять ошибки своего чрезмерно старательного предшественника, который потопил «Эдинбург». В то же время это прекрасно объясняет — я имею в виду потопление «Эдинбурга» — всю ту таинственную возню относительно использования «Сан-Андреаса». Любой крейсер, любой эсминец можно потопить. Но по Женевской конвенции топить госпитальные суда запрещается.

— Как я жалею о том, что не сказала об этом вам раньше, — произнесла Маргарет Моррисон. — Он произносил это слово с первого момента появления у нас. Мне следовало догадаться, что это может иметь какое-то значение.

— Вам незачем корить себя, — сказал Маккиннон. — Почему какое-то слово должно иметь для вас значение? Люди в бреду говорят всё, что угодно. Даже если б мы узнали об этом раньше, разницы не было бы никакой. Важно то, что оно стало нам известно не слишком поздно. По крайней мере, я надеюсь, что не слишком. Если есть какие-то укоры, то они должны быть в мой адрес. Я хоть знал о том, что произошло с «Эдинбургом». Не думаю, что другим было это известно.

— Выходит, это было все заранее подстроено, да? — заметил Джемисон. — Теперь понятно, почему ни вам, ни мистеру Кеннету они не разрешили посмотреть, что происходит за брезентом, когда в судне за делывали пробоину на боку. Они просто не хотели, что вы видели, как они заменяют вынимаемый балласт балластом другого типа. Вы, наверное, знаете, как выглядел первоначальный балласт?

— Вообще-то, нет. Думаю, что и мистер Кеннет тоже.

— А русским этого не было известно, и они решили не рисковать. Я даже уверен, что они покрасили бруски золота в тот же самый цвет, что был у первоначального балласта, хотя размеры и формы блоков и кирпичей из золота наверняка были другими. Вот почему на брезенте была надпись «Вход воспрещен». Все, что произошло с нами с того времени, можно объяснить наличием этого золота. — Джемисон помолчал, как бы не зная, продолжать или нет, наконец кивнул головой, как будто он принял решение. — А вам не кажется, боцман, что поведение Маккриммона не совсем объяснимо?

— Нет, не кажется. Он же двойной агент.

— Чёрт! — Джемисон даже сморщился от досады. — я надеялся, что хоть раз мне удастся первым придти к решению проблемы.

В истории шпионажа, — продолжал Маккиннон, — полно двойных агентов. Маккриммон — один из них. Его основным хозяином и, безусловно, настоящим является Германия. Мы можем выяснить, а может быть, и нет, как немцам удалось внедрить его в русскую разведку, но это им удалось. Вне всякого сомнения, взрыв в балластном пространстве был сделан им по указанию русских, что было скорее в интересах Германии, нежели России. И те и другие были заинтересованы в том, чтобы «Сан-Андреас» направился в Мурманск. Русским это надо было для того, чтобы загрузить судно золотом, а немцам — чтобы внедрить на корабль Симмонса и пронести заряд для балластного пространства.

— Запутанная история, — сказал Боуэн, — но не такая запутанная, когда видны все нити. Это существенно меняет дело, так я понимаю, боцман?

— Думаю, что да, сэр.

— Какой же нам лучше всего взять курс на будущее? Я использую это слово в обоих его значениях.

— Я готов выслушать предложения.

— Лично я вам предложить ничего не могу. При всем моем уважении к доктору Синклеру должен сказать, что благодаря его уходу за мной моя голова практически перестала работать.

— Мистер Паттерсон, у вас какие предложения? — сказал Маккиннон. — И у вас, мистер Джемисон.

— У меня никаких, — ответил Джемисон. — Я не хочу опять попасть впросак, чтобы мне объясняли, почему мой блестящий план вдруг не сработал и почему следовало делать иначе. Потом, я — инженер. Что я могу предложить?

— Тогда я предлагаю следующее. Мы продолжаем следовать этим курсом, то есть прямо на запад, примерно до полуночи. Таким образом, мы ещё дальше удалимся от «хейнкелей» и «штук». Меня они, правда, не особенно беспокоят, они редко переходят в атаку, когда стемнело. Если же мы правы и нам действительно удалось ускользнуть от немецкой подводной лодки, значит, они не знают, где нас разыскивать.