Луи Буссенар - Под Южным Крестом

– Послушай, у меня есть идея, сынок. А что, если я определю этих двоих стервятников в камеру, которую мы только что покинули?

– Не вижу тому препятствий. Наоборот!

– Тогда в добрый час. Только для начала заткнем им рты лоскутами рубахи, чтобы не принялись орать, если очнутся. Хорошо, что сейчас все спокойно. Теперь следует запихнуть их в окно.

– Но, падая, они переломают все кости.

– Это их личное дело. Не такие они важные сеньоры, чтобы идти в тюрьму тем же путем, что и мы, не правда ли? А впрочем, спускаться всегда легче, чем подниматься.

Приведя сей весомый аргумент, бравый матрос, играючи, поднял сначала одного, а затем и второго таможенника, которые были недвижимы, словно трупы, и пропихнул их в отверстие между решеткой и стеной. Затем он установил решетку на место, взял в руки узел с одеждой и сказал другу:

– Готов к походу. Если желаешь знать мое мнение, то нам следует избегать городов и взять курс на лес.

– Виктор, ты можешь идти? – спросил Фрике у жителя Поднебесной.

– Да, Флике. Моя с твоя идти куда нада.

– Итак, вперед.

Внезапно из груди парижанина вырвался приглушенный смех.

– Ты смеешься, сынок, хотел бы я знать, над чем?

– Есть над чем, уж поверь мне. Я думал о тех двух таможенниках. И мне это напомнило сцену из спектакля кукольного театра, расположенного на Елисейских Полях. В детстве это был мой любимый театр. Полишинель, оказавшись в тюрьме, раздает оплеухи жандармам, дубасит комиссара и, сбегая после столь впечатляющей потасовки, оставляет их в камере вместо себя.

Виктор ничего не слышал ни о кукольном театре, ни о Полишинеле; но, видя, как веселятся его друзья, он доверчиво разделил их радость и принялся хохотать от всей души.

В течение часа трое беглецов упорно шли вперед и в конце концов оказались среди густого леса, где они могли больше не бояться погони. Усталые путники самым прозаичным образом растянулись на земле у подножия дерева, где решили остаться до рассвета. Их голодные желудки настоятельно требовали пищи, и я позволю вам самим додумать, с каким нетерпением друзья ожидали восхода солнца. Запасы «блистали своим отсутствием»,[73] и Пьер с Фрике пришли к выводу, что им следует найти какое-нибудь поселение, где они смогут раздобыть хоть немного еды.

Фрике достаточно хорошо изучил весь океанийский регион, чтобы знать, что они не смогут прокормиться охотой: Тимор слишком беден дичью. Необъяснимое явление, но на этой значительной гористой территории, покрытой великолепными лесами, в большую часть которых не ступает нога человека, проживает всего несколько видов млекопитающих. Здесь можно встретить лишь обычных обезьян и макак с собачьими мордами (Macacus cynomolgus), встречающихся на многих малайских островах и обитающих преимущественно по берегам рек. На Тиморе также водятся крайне редкая дикая полосатая кошка (Felis megalotis) – многие утверждают, что ее можно увидеть только на этом острове, – разновидность циветты, которую называют «генетта» (Paradosorus fasciatus), тиморский олень (Cervus Timoriensis), опоссум (Cuscus Orientalis) и дикая свинья (Sus Timoriensis). Все эти представители островной фауны весьма малочисленны и укрываются в малодоступных районах.

К счастью, когда первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, беглецы повстречали двух чернокожих туземцев, нагруженных провизией, которую те намеревались продать португальским поселенцам. Тиморяне, закоренелые жулики, вечно воюющие между собой, не отличаются особой жестокостью, хотя они безжалостны к врагам, которых превращают в рабов и весьма дурно с ними обращаются. При этом аборигены испытывают уважение к европейцам, и последние могут передвигаться по острову, чувствуя себя в полной безопасности.

Оба встречных являлись характерными представителями папуасской расы: все те же вьющиеся, спутанные, густые и всклокоченные волосы, черная кожа, нос с плоским загнутым вниз кончиком. На них было куда больше одежды, чем на их собратьях из Новой Гвинеи, – возможно, они и страдали, но честно напяливали на себя большой кусок ткани, спадающий почти до колен и подвязанный поясом. Оба островитянина могли похвастаться замечательными национальными зонтами, без которых ни один тиморянин не сделает и шагу. Этот необыкновенный «аксессуар» сконструирован из целого листа веерной пальмы, чьи зубцы искусно сшиты между собой, чтобы помешать зонту пропускать влагу. При желании зонт можно сложить и получить четырехугольную конструкцию. Когда начинается ливень, а дожди здесь часты, островитянин разворачивает зонт и держит его над собой, положив «трость» на плечо.

Двое черных туземцев, ленивые до невозможности, обычно не утруждали себя долгими прогулками. Они покинули свою деревню, потому что у них закончилось все спиртное. Один из аборигенов нес большую раздутую котомку, сделанную из грубой, очень прочной ткани, закрепленную при помощи четырех шнурков, пришитых к каждому концу полотнища, и затейливо украшенную раковинами и перьями. Другой сгибался под тяжестью бамбуковой корзины, наполненной диким медом.

Встреча с беглецами чрезвычайно обрадовала их, ведь она обещала развеять дорожную скуку и, кто знает, быть может, сулила нежданную прибыль. Островитяне, дружелюбно улыбаясь, приблизились к нашим друзьям и без всяких просьб предложили им, во-первых, великолепные золотистые лепешки, а во-вторых, мед, который они выложили прямо на широкие листья, напоминающие блюдца. Великодушие этих первобытных существ глубоко взволновало европейцев, ведь судьба давно их не баловала, а цивилизованные люди обращались с ними особенно жестоко.

Тиморяне пришли в восторг от того, что их снеди был оказан столь теплый прием, и принялись хохотать и произносить совершенно непонятные горловые фразы. К счастью, они обладали некими познаниями в малайском языке, и Виктор, вновь взяв на себя роль переводчика, спас положение. Фрике и Пьер узнали, что их великодушные «кормильцы» живут на горе, в маленькой деревеньке, до которой можно добраться к тому времени, когда солнце будет в зените, то есть приблизительно за шесть часов, и что иностранцы станут дорогими гостями всех ее обитателей, если они вдруг решат туда отправиться.

– Но до чего же вы добры, достойные островитяне, – не прекращал повторять Фрике, – какая жалость, что у нас нет ни единой монеты, чтобы хоть как-то отблагодарить вас за вашу любезность. Если бы только у меня было хоть что-нибудь из тех забавных безделушек, что заставляют так радоваться прекрасных людей, обитающих во всех солнечных странах. Увы, ничего нет! А знаешь, Пьер, эти «пирожные» просто чудесны; я могу поклясться, что они сделаны из настоящей пшеничной муки. Мне бы очень хотелось знать, из чего они их пекут.