Луи Гарнерей - Малайские пираты

— Я, лейтенант, я бы просто увел корабль отсюда!

— Не отдав паруса?

— Напротив: приказав отдать все паруса!

— Да, но только в том случае, если бы экипаж повиновался вам. Но ужас, который царит на борту корвета, так силен, что ни один матрос не согласился бы даже высунуть голову за высоту защитных заслонов.

— Потому что это очень опасно, лейтенант!

— А вы могли бы снять эту опасность?

— Конечно! Это совсем не трудно.

— Черт возьми! — воскликнул я, пораженный внезапным озарением. — Именно это нам и нужно. Я все организую.

Не раскрывая моего намерения боцману Дювалю, я немедленно отправился искать капитана Кольерса; затем, рассказав ему в двух словах о неоценимых услугах, оказанных нам в сложных ситуациях предприимчивым жителем Бордо, я поделился с ним содержанием моей беседы с боцманом.

— Благодарю вас, лейтенант, за ваше доброе намерение, но разве подобает капитану королевского корабля держать совет с боцманом?

— Видимо, — добавил он, грустно улыбаясь, после минутного молчания, — командующий Кольерс выглядит таким смирившемся и достойным жалости, что я понимаю вашего Дюваля, как вы его называете, который хочет помочь незадачливому капитану.

— Ах, капитан, не говорите так, заклинаю вас, — вскричал я с чувством. — Я хорошо знаю, будучи сам морским офицером, знаки уважения, которые требует от нас иерархия, чтобы осмелиться хоть на минуту подумать о нарушении субординации! Безусловно, я плохо объяснил вам мое намерение!.. Я хотел вам сказать.

— Я ошибался, рассердившись на вас, лейтенант, — прервал меня англичанин. — Провидение иногда посылает своих посредников. И потом, в нашем положении нельзя пренебрегать ничьим мнением. Прошу вас, приведите ко мне вашего человека.

Я поспешил на поиски «мэтра Хладнокровие»; отыскав его, я поведал боцману о нашем разговоре с капитаном.

— Не знаю, должен ли я откликнуться на это приглашение, — ответил он. — Разве уже один раз командир не заявил мне, когда я просил его разрешения принять участие во второй экспедиции, отправленной против пиратов, что он не имеет права использовать иностранцев на службе Его британского величества?

— Пойдемте, Дюваль, оставьте ваше злопамятство и следуйте за мной!

— Несмотря ни на что, я подчиняюсь вам, лейтенант.

Командующий Кольерс, несомненно желая встретиться с нашим боцманом без свидетелей, спустился с палубы и скрылся от всех в своей каюте.

— Ах! Так это вы? — сказал он вошедшему Дювалю. — Я вас узнал, мой друг! Итак, говорите, не бойтесь. Похоже, что вы человек умный и изобретательный!.. Как, если бы вы были на моем месте, вы смогли бы сняться с якоря? Ваш лейтенант сказал мне, что вы нашли способ.

— Этот способ настолько прост, что вы будете смеяться надо мной, капитан. Что вы хотите, у меня не достает образования, поэтому я не офицер.

— Это неважно, зато, говорят, у вас хорошая голова; так что объясните вашу мысль.

— Ну что ж, даже если вы посмеетесь надо мной, я от этого не умру, — продолжал Дюваль. — Вот моя хитрость в двух словах. Итак, договорились, я — капитан? Хорошо. Ну, так, я поднимаюсь на палубу; так как пираты могут стрелять по нашему кораблю только со стороны камней, я приказываю моим марсовым подняться на марсы и на нижние реи с другой, безопасной, стороны под прикрытием нижних мачт, чтобы пули не задели их, и быть наготове; я приказываю также зарядить все орудия по самое горлышко, выжидаю, чтобы все стихло, и приказываю открыть продолжительный адский огонь.

— Против кого, — прервал его англичанин, улыбаясь, — против камней?

— Против все равно кого! Если вам больше нравится, то из соображений экономии можно и не заряжать пушки ядрами. Итак, как я уже сказал, я приказываю дать мощный залп, в результате чего корвет весь окутается дымом и станет невидимым для пиратов! Тогда, конечно, матросы, которых я спрятал за мачтами, быстро отдают паруса, не подвергаясь никакой опасности, и мы убираемся отсюда.

Хитрость, придуманная Дювалем, была настолько проста, как он сам сказал нам об этом, что я не мог понять, почему эта идея до сих пор никому не пришла в голову; к тому же она показалась мне непогрешимой.

— Друг мой, — ответил ему холодно капитан Кольерс после минутного молчания, сопровождая свои слова чуть насмешливой улыбкой, — я рад встретиться с вами, так как эта идея, которую вы только что изложили мне, уже была мною продумана! Единственная причина, по которой я ее пока не осуществил, это то, что я не мог решиться навсегда оставить здесь экипажи пропавших лодок и я воспользовался ситуацией, чтобы подождать их еще три дня. Поэтому нет необходимости рассказывать кому–нибудь о нашем разговоре.

— Теперь, мой друг, — продолжал капитан, вытаскивая из своего жилетного кармана часы с репетиром, — я должен как то вознаградить вашу забывчивость; я решил вам преподнести подарок в знак моего уважения к вашим заслугам на борту «Малой Каролины» в нелегком деле борьбы с пиратами, нашими врагами. Прошу вас, примите на память о нашей дружбе эти часы.

Боцман Дюваль принял часы, покраснев от радости, с важным видом поблагодарил капитана и удалился, не добавив ни слова. Только на палубе он позволил себе один раз высказаться, повернувшись ко мне:

— Вот уже двадцать лет я мечтал иметь часы с боем, спасибо вам, лейтенант! Этот капитан — неплохая бестия!

— Но, — добавил «мэтр Хладнокровие», оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает, и, наклоняясь к самому моему уху, — он законченный хвастун. Моя идея вовсе не приходила ему в голову.

Часом позже, благодаря совету Дюваля, пушки «Победы» и всевозможные скопления пороха устроили облако пламени и дыма над кораблем, марсовые отдали паруса и мы снялись с якоря без происшествий.

Через несколько дней английский корвет выгрузил два мешка рупий, предназначавшихся губернатору, и высадил нашего португальского пассажира в Коломбо на Цейлоне, а нас — в Тринкомали, единственном порту острова, где можно было пополнить наш экипаж.