Уилл Генри - Красный буран

По пути на гребень я встретил Переса, который сообщил мне, что дезертировал от Стейси перед началом схватки. Он предупредил, что мне лучше возвращайся, и сообщил, что Стейси будет мёртв, прежде чем я доберусь до него.

— А теперь, Перес, пусть вам сам Бог поможет! — заключил капитан, обращая посеревшее лицо к скауту. — Там лежит восемьдесят белых людей, перебитых и искромсанных в куски. Вы бросили всех, когда поняли, что их ожидает, когда им ещё можно было помочь. После этого нет такого белого человека, который мог бы смотреть вам в глаза. Пусть Господь Бот сжалится над вашей грешной душой. А в этом форте никто не станет!

— Аминь! — заключил Перес бесстрастно, напрягая мышцы челюстей.

— Боже правый, — выдохнул сержант Даффи, — вся эта доблестная команда мальчиков, мертвее мёртвых и оскальпированная, лежит там, в снегу…

Понимание медленно приходит к людям ограниченного ума, но в конце концов оно приходит в своём жёстком обличье. Вопрос, который задал теперь Фентон, прозвучал отчаянием.

— Тендрейк, Хауэлл! Что же, Бога ради, нам теперь делать?

Капитан Джеймс Хауэлл, невозмутимый и твёрдый, как его и представлял себе Перес, взял дело в свои руки.

— Поставить на стены всех, кто есть в форте. Освободить арестантов. Вооружить всех. Обозников, служащих, торговцев. Подвести бикфордов шнур к пороховому погребу и поместить туда женщин и детей. Если враг ворвётся внутрь форта — взорвать погреб.

— Как насчёт этого человека? — Вопрос Тендрейка относился к Пересу.

— И его на стену! — отрезал Хауэлл. — Мы успеем позаботиться о его моральном облике позже — если доживём.

— Хорошо, Хауэлл, идёмте, — Фентон натягивал шубу — Но Перес находится под арестом, и это не подлежит отмене. Можете очистить всю гауптвахту, но его там оставьте.

— Что за глупости! — Есть порода бойцов, для которых разница в звании исчезает, едва вокруг начинает летать свинец. Таким был и Хауэлл. — Этот человек — лучший стрелок во всём форте!

— Я не желаю видеть его на свободе в своём форте, — вскричал Фентон уже в дверях. — Под замок его!

— Я хотел бы подраться на вашей стороне, полковник, и мне не слишком бы понравилось оказаться под замком, если Неистовая Лошадь войдёт внутрь, — откликнулся Перес.

— Да, это было бы слишком круто даже в отношении к полукровке, — резко выразив согласие, Хауэлл принял сторону скаута.

— Полукровка или чистокровный индеец — какая разница? Это коварный человек, и я больше не доверяю ему. Под замок его, Хауэлл.

— Я отведу его, — вызвался Тендрейк. — Пусть Хауэлл займётся оградой. Я выведу арестантов и посажу Переса.

— Хорошо. Ну же, Хауэлл! Пойдёмте! — Голос Фентона от напряжения взлетел тоном выше. — Однако на выходе полковничьи орлы вновь сцепились с нашивками капитана.

— Итак, вы проводите женщин и детей в погреб, — распорядился Хауэлл. — Я займусь стенами.

Тендрейк устало повернулся к Даффи.

— Пошли, сержант, отведём арестанта.

У Переса не было никакого желания отравляться в камеру. Скаут чувствовал естественное отвращение к любому виду смерти, но быть замкнутым в клетку, безоружным, в камере шесть на восемь, в форте, который скорее всего окажется ещё до рассвета по пояс в груде враждебных индейцев, уж совсем не отвечало его представлению о переходе в иной мир. И пока капитан обращался к Даффи, глаза его обшаривали комнату. Но здесь же, в комнате полковника, находился кое-кто поопытнее капитана Тендрейка, когда дело касалось до обхождения с такими крепкими орешками, как Поуни.

Едва только мускулы Переса напряглись для прыжка на капитана, беспечно стоявшего между ним и всё ещё свободным проходом, скаут почувствовал, как в спину его ткнулось дуло кольта.

— Давай не будем, а, дружок Перес? Пошли-ка по-хорошему, ладно? Конечно, мне жаль тебя, но ведь приказ есть приказ.

У Переса было некоторое практическое понятие о способностях сержанта Орина Даффи в схватке; в то же время он краем глаза уловил, как сержант Симпсон, обойдя стол полковника Фентона, снимает со стены карабин Спенсера.

— Пошли, — смирившись, сказал он.

— Ну, вот так бы и давно, — зацокал языком Даффи. — Ты просто иди себе, да мирно так, и без этих твоих индейских штучек, ладно, парень? — Сержант ткнул скаута в спину кольтом, с маленьким намёком на силу в двести фунтов весом. — Одно движение, и ты увидишь, что палец у меня на курке лёгок, что твой пух поцелуя нежных девичьих губок.

— Много болтаешь, Даффи, — буркнул Перес и двинулся к двери. Снаружи, подумал он, под порывами ветра и снега, многое может случиться. Длина плаца — сто ярдов, а для решения судьбы многих людей хватало и десяти.

Но Перес ошибся. Рука у сержанта Даффи была столь же тяжёлой, сколь лёгким был палец на курке. Он продолжал тыкать кольтом в почки скаута так сильно, что Перес опасался сделать хоть малейшее движение, помимо ровного шага вперёд. Войдя в тюрьму, Даффи втолкнул скаута в ближайшую свободную камеру, отказавшись даже передать его дежурному капралу.

— Ты пока что лучше помоги капитану освободить остальных арестованных, паренёк, — проворковал он капралу. — Я сам упрячу в камеру этого малыша.

Оказавшись в камере, Перес вздохнул с облегчением.

— Послушай, Даффи. Ещё один тычок в почки этой твоей гаубицей-переростком, и ты искалечишь меня на всю жизнь. Расслабься-ка, а, друг?

— Ну, ясное дело, паренёк. — Тон сержанта был извиняющимся. — Не я ведь в этом виноват. Я не верю в то, что ты — та грязная образина, какой кажешься, но я всего лишь сержант.

— Верно, сержант. Мы друзья. Помолись пару раз за меня, прочти «Богородицу».

— Во имя Божье, мистер Перес, неужто ты и вправду думаешь, будто краснокожие прищучат нас, а?

— Могут, если очень захотят.

— Храни нас все святые… — Молитва Даффи была грубо прервана.

— Пошли, сержант! — Раздражение капитана Тендрейка усиливалось усталостью. — Выведем отсюда остальных людей. Старик хочет видеть их всех под ружьём на стенах форта через десять минут. Ты и твой приятель-сиу продолжите свой роман позже.

Перес бесстрастно следил за тем, как двое нижних чинов гуртом вывели арестантов на снег. Тендрейк захватил даже капрала охраны, оставив скаута наедине с одним лесом из железных прутьев да потрескивающим огнём в печи. Одного беглого взгляда на гауптвахту Фентона было достаточно, чтобы арестанту стало ясно, что Лура Коллинз осталась его последней надеждой. Понадобилась бы сила медведя-гризли, да шесть ломов, да в придачу добрая половина зимы, чтобы взломать эту тюрьму. Перес мог считать себя в какой-то мере экспертом по тюрьмам пограничья, поскольку имел возможность изучить многие из них с внутренней стороны. И крыса, намазанная жиром, не смогла бы выбраться отсюда, если только ей не подать руку снаружи.