Михаил Лапиков - Шериф

Достаточно того, что светилось само тело. Хорошо, что и добрую цепь, и девятидюймовые гвозди, и уж тем более прочный гроб в нашем городке можно достать в любое время суток. Шахтёры Диких земель со смертью шутить остерегаются.

— Скорей бы уже прибыл хоть кто-то ему на замену, — говорит Док. — Там, на Бут-Хилл, лежит слишком много пропылённой свежатины.

Священная вода успокаивает их надолго. При достаточно частом употреблении — навсегда. Вот только в отсутствие священника заполучить её затруднительно.

Уж где-где, а в шахтёрских городках священнику скучать не приходится. Вот только нам не повезло. Чёртов фанатик постоянно лез куда не надо, думая, что его вера окажется лучшей защитой, чем шахтёрский костюм. Она и защищала. Какое-то время. А потом мы и глазом моргнуть не успели, как глаза преподобного стали зеленее, чем у ирландца.

Мы бы ещё попробовали кое-как совладать с его печальной болезнью, но преподобный Джонс во время одного из приступов очень неудачно загремел с лестницы и, какая жалость, свернул себе шею прямо в церкви. Так иногда бывает. Жаль только, что именно у нас и именно сейчас.

Умирал он не очень быстро, но в полном одиночестве. Никого из нас, как назло, не оказалось рядом. Аура в осквернённом здании сейчас такая, что у меня левое ухо само собой подёргиваться начинает. Тягостная это штука — смерть священника. Надеюсь, он никого из нас не винит. Неприятно убивать кого бы то ни было по второму разу. Не завидую тому, кто придёт на смену преподобному Джонсу. Уж очень тягостное наследие ему осталось. И дальше будет только хуже.

Док гремит своими склянками. Нервничает. Я его понимаю. Неупокоенная свежатина под боком — штука тоскливая.

— Шериф, оттуда ничего не слыхать? — спрашивает он.

— Увы, — я развожу руками.

Запрос на нового святошу мы отправили ещё когда преподобный Джонс первый раз взглянул на нас зелёными глазами. Но никто не думал, что он почти сразу же после этого свернёт себе шею. А найти нового за неделю… не верю. То есть, найти-то его почти наверняка нашли. А вот уговорить отправиться к нам — совсем другое дело.

Попрощавшись с Доком, я выхожу на улицу. Жара наваливается с новой силой. Мой путь лежит к двухэтажному зданию на главной площади, совмещающему в себе тюрьму, оружейную и мой дом. И, что важнее всего, дарящему долгожданную прохладу.

Я прохожу к письменному столу. Кружка холодного, оставленного ещё с утра, чая с лимоном и травами, дарит приятную свежесть. Смакуя прохладный напиток, я на какое-то время позволяю проблемам отойти на второй план.

Время до вечера проходит в ленивой полудрёме. Когда жара начинает стихать, улицы города вновь наполняются жизнью. Визгливо перекрикиваются китайцы. Переругиваются тянущиеся к баням шахтёры. Неразборчиво орут первые пьяницы, дорвавшиеся до вожделенного пойла.

Город оживает.

Вместе с городом просыпаюсь и я. Мой путь лежит в то самое заведение, которое без малейшего преувеличения является сердцем всей местной жизни. Такое же грязное, шумное, продажное и коварное.

Салун «Распутный Дракон». Главный рассадник греха и порока в нашем милом городе. Без него тут был бы настоящий ад.

Звенят стаканы, стучат по игральным столам кости, в стороне четверо джентльменов играют в карты, на втором этаже заливисто хохочет какая-то блудница, склонившийся над пианино парень залихватски играет «весёлую Молли»…

Мой слух выхватывает обрывки чужих разговоров. Новая жила ведьминого камня оказалась неожиданно богатой. На участках удалось выломать несколько десятков полновесных самородков.

Салун — заведение серьёзное, зеленоглазых сюда не пускают наравне с китайцами, неграми, индейцами и прочими гоблинами, но даже здесь никуда не деться от аромата ведьминой зелени. Кто сказал, что деньги не пахнут? Их запах чувствуется всегда. По блеску в глазах. По суматошным движениям человека, которому жжёт карман мысль о богатстве. По чуть дрожащим рукам тех, кто только что просадил половину нажитого и теперь тянется за картами в надежде вернуть и преумножить проигранное. Азарт, порок, зависть — все чувства, какие только можно назвать, бурлят под крышей салуна.

Я поднимаюсь по скрипучей лестнице. Мой путь лежит на второй этаж, к кабинету Эла. Хозяина этого притона. Человека, без которого весь город пошёл бы вразнос в считанные дни.

Скучающий у входа громила улыбается мне щербатым ртом. Приоткрыв дверь, он обменивается парой слов с теми, кто находится внутри.

— Одну минуточку, шериф, — извиняющимся тоном говорит он.

Минуточка слегка затягивается. Затем дверь приоткрывается, и из неё выскальзывает растрёпанная девушка. Пять футов слегка потасканного рыжего обаяния.

— Здравствуй, Трикси.

— Шериф, — она улыбается мне, и, поправляя одежду, уходит вниз в салун. Работать дальше.

Я прохожу в кабинет Эла. Сидящий за столом гном в дорогом чёрном костюме приподнимается мне навстречу. На столе сама собой, словно из ниоткуда, появляется бутылка янтарного напитка и пара стаканов.

— Виски, шериф?

— На два пальца, Эл.

Гном разливает. Себе — чуть ли не вровень с краями, мне — как я и просил.

— Твоё здоровье, приятель! — он салютует мне стаканом, а затем одним мощным глотком выпивает всё его содержимое. Остаётся только последовать его примеру.

— А ты, я вижу, не скучаешь, — говорю я, присаживаясь на гостевой стул рядом с его столом.

— Вашими заботами, шериф, вашими заботами, — из другого ящика появляется огромная сигара. Щёлкает блестящая гильотинка. Ей вторит щелчок зажигалки. Эл затягивается. Клуб ароматного дыма поднимается к потолку.

— Мой человек сегодня вернулся из Купер-тауна, — говорит Эл. — Кажется, у нас всё-таки будет священник, и гораздо скорее, чем мы надеялись.

— Это первая хорошая новость за сегодня, Эл, — говорю я. — Признаться, я думал, что собранных денег не хватит.

— Эти толстозадые пингвины в рясах не пошевелятся, даже если нас тут всех начнут жрать заживо, и вы, шериф, отлично это знаете, — Эл раздражённо затягивается сигарой. — Единственное, на что они обращают своё внимание, когда решают, куда именно отправить очередного фанатика — добрая стопка монет. И не говорите мне, что вы ещё не успели изучить эту сторону человеческой натуры!

— Что поделать, если это дано только им, — вздыхаю я. — Впрочем, я льщу себе тем, что из всех рас мира только люди настолько безумны, чтобы придумать настолько продажную религию.

— Именно, — Эл отхлёбывает добрый глоток виски. — Я кручусь в этих делах уже долгое время, и могу сказать только одно: в искусстве вымогать деньги за то, что они и так должны сделать, святошам просто нет равных.