Уилл Генри - Золото Маккенны

— Эти, крошечные, куда лучше, чем те большие, что остаются от топора Хачиты. Мы должны забраться на скалу, Фрэнчи. Не так уж она крута, как кажется.

— Я постараюсь, Глен. Но, знаешь, я не слышу за спиной никакого шума. Не слышу с тех самых пор, как мы начали взбираться по расщелине. Может, подождём и посмотрим?

Но Маккенна не собирался лезть вверх без неё. Хотя и знал, что ступеньки — не тропа, так просто девушку по ним не подтолкнёшь. Она должна это сделать сама, но даже тогда им понадобится везение, чтобы не сверзиться вниз. Доисторический человек был проворен, как обезьяна, и вырубал эти ступени не для двуногих девятнадцатого столетия от рождества Христова. Индейцы племён зуни или пуэбло могли устраивать на них спортивные состязания, биться об заклад, кто быстрее поднимется, или похваляться ловкостью перед возлюбленными. Но Глену Маккенне и Франчелии Стэнтон эта древняя лестница грозила гибелью на дне каньона.

Но всё равно. Лучше падение, чем топор Хачиты.

— Фрэнчи, — начал рыжий старатель, — ты когда-нибудь видела, как кошка играет на поляне — там, где, возможно, водятся мышки? Она прыгает, скачет… В общем, ведёт себя довольно игриво и не пытается прятаться, пока не объявится мышь. Зато потом она не издаёт ни звука. В мгновение ока игра превращается в охоту. Теперь слушай: там, внизу, — он указал на узкую горловину расщелины, — Хачита, который вышел на охоту.

— Но он казался таким милым, простым, немного печальным…

— Он — апачская кошка, а мы — белые мыши.

— Так ты думаешь, что сейчас он где-то крадётся? Охотится за нами?

— Не думаю. Знаю. Значит, так: мы либо забираемся по этой каменной стене, либо ждём его здесь. И делать выбор предстоит сейчас, детка: лестница или топор?

Фрэнчи содрогнулась. И всё же попыталась улыбнуться. Увидев это, Маккенна с гордостью прижал девушку к груди. Так старший брат ободряет младшего.

— Ну, вот и славно. Женщины — первые…

Ступени находились на расстоянии трёх-четырёх футов друг от друга и шли зигзагообразно. Всего их было двадцать две, и поднимались они на сорок футов вверх. Дважды девушка оскальзывалась, и непременно упала бы, если бы жилистые руки Маккенны не поддерживали её снизу. Сам он взбирался по каменной лестнице с такой лёгкостью, словно сам вырубал её. Но восхождение заняло целых десять минут. Время, которое им ни в коем случае нельзя было терять, было потеряно.

Добравшись до площадки, Глен постарался привести мысли в порядок — и не смог. Утреннее солнце душило его. Язык распух, сердце билось о рёбра, словно безумная птица о прутья клетки. Надо было подняться, выпрямиться, надо было что-нибудь сделать.

Но человек не может жить без воздуха. На такой высоте, в такой жаре, после быстрого подъёма, который они с Фрэнчи только что совершили, человеческое тело отказывало повиноваться, требуя: воздуха, воздуха! Маккенну хватило лишь на то, чтобы оторвать голову от камней и взглянуть на Фрэнчи. Девушка не шевелилась.

Пока они, обессиленные, лежали на площадке, в поле их зрения появился Хачита. Апач увидел их и полез вверх. Запоздало услышав его шаги, Маккенна с трудом поднялся на колени и в отчаянии попытался отыскать валуны, которые древние индейцы обычно держали наготове, чтобы скатывать их на головы врагам. Камни кругом были не больше кулака. Маккенна загородил Фрэнчи собой и помог подняться.

— Глен, смотри! — вдруг закричала девушка, указывая вверх по расщелине. — Лестница!

Невероятно, но правда. Напротив крутого обрыва, не дальше, чем в сотне футов от них, стояла грубая деревянная лестница, вроде тех, что использовали предки индейцев пуэбло. А на ней — ещё одна, прислонённая к тёмному входу в пещеру — либо естественную, либо сделанную человеческими руками каверну.

Если им удастся взобраться на вторую лестницу, а затем втянуть её за собой — Хачите до них не добраться. В тишине прохладной пещеры они пересидят того, кто ждёт их на раскалённом камне.

Там, наверху, возле тёмного входа, Маккенна разглядел нежную зелень той разновидности мха, которая в этих иссушенных солнцем землях росла только в одном месте. Значит, там, наверху, есть вода!

Он сказал об этом Фрэнчи и увидел, что девушка будто ожила. Они уже добежали до нижней лестницы, когда Глен, обернувшись, увидел: над краем площадки показалась голова Хачиты. Старатель рассмеялся в голос и послал великану обидный эпитет на языке апачей. Индеец, ещё не понимая, что проиграл, неуклюже, но плавно, словно медведь гризли, вспрыгнул на площадку и кинулся к беглецам. От него пахло потом и смертью.

— Аккуратнее, Фрэнчи, — процедил Маккенна сквозь зубы. — Пока что ему нас не достать. Давай… ступеньку за ступенькой… осторожнее. И не смотри вниз. Я — за тобой.

Девушка кивнула и отвернулась. Она поставила ногу на первую ступеньку, взявшись за вторую обеими руками… Фрэнчи взобралась уже на три ступени, и Маккенна подтягивался за ней, когда четвёртая, словно насмехаясь над беглецами, треснула и разломилась под ногой девушки. Фрэнчи свалилась Маккенне на плечи, сверху на них посыпались обломки лестницы.

— Боже! — вырвалось у Маккенны. — Труха!

Они снова стояли на площадке. Маккенна прикрыл девушку своей спиной. Хачита — правнук вождя Мангас Колорадас, неистового врага всех белых — проревел: «Зас-те!» и двинулся прямо на худощавого, безоружного шотландца, который поджидал великана, до боли сжав кулаки.

Его глаза, думал Маккенна. Старая Маль-И-Пай предостерегала Глена от острых глаз индейца. Значит, надо их убрать, лишить великана хотя бы этого оружия. Ослепить… Это был единственный шанс.

Маккенна нагнулся, чтобы зачерпнуть горсть песка и пыли. И тут его взгляд наткнулся на обломок развалившейся лестницы — брусок футов трёх в длину. Этой дубинкой апача скорее достанешь, чем горстью песка, подумал он. К тому же таким образом можно будет хоть как-то обороняться от сверкающего лезвия томагавка, который — Маккенна знал точно — Хачита кидать не станет. Не рискнёт — при промахе топорик может сломаться, ударившись о скалу. Значит, главным сейчас было отразить первый удар, а там… Там будет видно.

Старатель покрепче ухватился за свою дубинку и сразу же сделал три шага вперёд, чтобы дать Фрэнчи шанс спастись.

— Когда я его ударю, — сказал он девушке, — беги!

— Глен, я не смогу!

— Ты должна! Вниз по ступеням! — сказал он сквозь зубы, готовясь к прыжку на Хачиту. — Доберись до старухи… По тропе к хижине… Там ружья!

Хачита надвинулся на него, и Маккенна с разворота ударил его палкой — так, чтобы та преградила путь сверкающему лезвию томагавка. Кол ударил апача в лицо и взорвался облаком пыли. Труха и щепки ослепили апача. Томагавк лишь слегка задел шею Маккенны. Глен отпрыгнул, Хачита тоже отступил на шаг. Он тряс головой и протирал глаза словно гризли, пытающийся стряхнуть с себя невидимого, но крепко жалящего шмеля. В то же самое мгновение Глен схватил полные пригоршни каменной пыли и прыгнул на Хачиту. Тот снова сделал широкий замах, но глаза, полные пыли и слёз, подвели: апач промахнулся. Правда, на сей раз кулак, сжимающий рукоять, ударил Маккенну в плечо так, что тому показалось, будто с него живьём сдирают кожу. Старатель подумал, что ключица, и так давшая трещину после удара ещё в Удивительной Траве, теперь наверняка сломана. Но и сам Хачита потерял равновесие, и ему пришлось вытянуть левую руку, чтобы опереться о землю. В этот момент Маккенна кинулся к нему и с силой матадора, вонзающего бандерильи в спину быка, вбил ему в глаза каменное крошево. И тут же, подпрыгнув, перекатился по спине потерявшего равновесие апача — и вновь увернулся от смертоносного лезвия.