Майкл Панке - Возвращенец

Довольный тем, что каналы винтовки прочищены, Гласс вставил спусковую скобу в паз и привинтил держащие её два шурупа. Он насыпал свежий порох на полку под кремнем, и ружье было готово к стрельбе.

Внезапно он заметил, что в лагере воцарилась тишина, и удивился, что капитан перестал говорить. Гласс взглянул в центр лагеря. Там лежал спящий капитан; тело его подёргивалось. По другую сторону от Гласса, неподалеку от черты лагеря, лежал Андерсон возле ствола плавника. Не было слышно ни единого звука, кроме умиротворяющего журчания реки.

Резкий треск мушкета прорезал тишину. Звук раздался ниже по течению, со стороны мальчишки, Бриджера. Спавшие трапперы, все как один, вскочили; перепуганные и сбитые с толку они схватились за оружие и бросились в укрытие. Из темноты вниз по течению в сторону лагеря вырисовался тёмный силуэт. Андерсон, стоявший возле Гласса, одним движением взвёл и вскинул винтовку. Гласс поднял Анстадт. Мчащаяся фигура обрела форму лишь в сорока ярдах от лагеря. Андерсон приложился к стволу, на мгновение замешкавшись, прежде чем спустить курок. В то же самое мгновение Гласс махнул Анстадтом под руку Андерсона. От удара ствол Андерсона задрался к небу одновременно с воспламенившимся порохом.

Мчавшаяся фигура замерла при разрыве выстрела, расстояние сократилось, и теперь можно было заметить расширившиеся глаза и вздымающуюся грудь. Это был Бриджер. 
- Я... мое... я... - он бормотал в панике, словно парализованный.

- Что произошло, Бриджер? - спросил капитан, вглядываясь в темноту вниз по течению. Трапперы сбились в оборонительный полукруг, с насыпью за спиной. Большинство приняли позицию для стрельбы, припав на колено с взведенными курками.

- Прошу прощения, капитан. Я не собирался стрелять. Мне послышался треск в кустах. Я поднялся, и, кажется, курок соскользнул. Ружьё само выстрелило.

- Скорее всего, ты заснул, - Фитцджеральд поставил винтовку на предохранитель и поднялся с колен. - Теперь каждый индеец в радиусе пяти миль помчится прямо на нас.

Бриджер пытался заговорить, но тщетно искал слова, способные выразить всю глубину его стыда и сожаления. Так он и стоял, с разинутым ртом, в ужасе глядя на людей, собравшихся вокруг. Вперёд выступил Гласс и выхватил гладкоствольный мушкет из рук Бриджера.

Он взвёл мушкет и спустил курок, поймав большим пальцем ударник, прежде чем кремень ударился об огниво. Затем он повторил процесс. 
- Это жалкая пародия на оружие, капитан. Дайте ему новую винтовку, и у нас будет меньше проблем с часовыми. 
Кое-кто согласно кивнул.

Капитан посмотрел сначала на Гласса, затем на Бриджера, и произнес: 
- Андерсон, Фитцджеральд - ваш дозор. 
Двое мужчин заняли свои посты; один вверх по течению, другой - вниз.

Часовые оказались излишними. Никто не заснул в оставшиеся до рассвета часы.

Гласс всматривался в следы, глубокие отметины, отчётливые, как газетная бумага на грязи. Пара чётких следов начиналась у кромки реки, где олень, должно быть, пил воду, и затем уходила дальше в густые заросли ивняка. Неутомимые бобры проделали в ней тропинку, по которой теперь ходила разнообразная дичь. Рядом со следами был навален помёт, и Гласс, нагнувшись, потрогал катышки размером с горошину - ещё тёплые.

Гласс посмотрел на запад, где солнце все ещё высилось над плато, которое сливалось с далёким горизонтом. По его подсчётам, до заката оставалось три часа. Ещё рано, но капитану с остальным отрядом потребуется целый час, чтобы нагнать его. Кроме того, это идеальное место для бивуака. Река тут плавно несла свои воды вдоль длинной отмели и берега, усеянного галькой. Ивняк был отличным местом для коптильни. Среди ивняка, вот удача, Гласс заметил растущие отдельно сливовые деревья. Из фруктов и мяса они могли сделать пеммикан [9]. Он посмотрел вниз по течению. Где же Чёрный Харрис?

В иерархии проблем, с которыми трапперы сталкивались каждый день, добыча еды была самой насущной. Как и все остальные, она включала в себя сложный процесс уравновешивания преимуществ и рисков. Они практически не несли с собой никакой провизии, после того как оставили баржи на Миссури и пешком поднялись к верховьям Гранда. У некоторых всё ещё хранились чай с сахаром, но большинство осталось лишь с мешочком соли для длительного хранения мяса. Добыча дичи подразумевала стрельбу, а эхо выстрела могло разнестись на многие мили, выдав их местоположение врагам.

Оставив Миссури, отряд придерживался строго определённого распорядка.. Каждый день два скаута шли впереди отряда. В настоящее время маршрут отряда был определён - они просто следовали течению Гранда. Основными обязанностями скаутов было обходить стороной индейцев, выбирать места для бивуака и добывать еду. Раз в несколько дней они подстреливали свежую дичь.

Подстрелив оленя или телёнка бизона, скауты обустраивали лагерь для вечера. Они выпускали у дичи кровь, собирали дрова и зажигали два-три небольших костра в узких прямоугольных ямах. Маленькие костры давали меньше дыма, чем один большой, и в то же время предлагали больше очагов тепла и мест для копчения мяса. А на случай, если их в ночи заметит враг, несколько костров создавали иллюзию большей численности отряда.

Покончив с кострами, скауты разделывали дичь, откладывали лучшие куски на ужин, а остальное разрезали на тонкие полоски. Из зелёных ветвей ивы они сооружали грубые козлы, втирали в полоски мяса немного соли и подвешивали их над огнем. Мясо, конечно, было не таким, какое они вялили в постоянном лагере, и которое можно было хранить месяцами. Но прокопченное мясо сохранится несколько дней до следующей охоты.

Гласс вышел из ивняка на поляну, высматривая оленя, который, как он знал, должен находиться прямо перед ним.

Он увидел медвежат, прежде чем заметил медведицу. Их было двое, и они покатились к нему, потявкивая, как игривые щенки. Медвежата, должно быть, появились на свет весной, и в пять месяцев весили каждый по сто фунтов. Покусывая друг друга, они устремились к Глассу. На короткий миг сцена была почти комичной. Зачарованный вертевшимися медвежатами, Гласс не смотрел на дальнюю кромку поляны в пятидесяти ярдах от него. Как и не задумался о последствиях присутствия здесь медвежат.

И вдруг он понял. Хью похолодел на миг раньше, чем по поляне прокатился раскатистый рык. Медвежата мгновенно замерли, где-то в десяти шагах от Гласса. Не обращая на медвежат внимания, Хью смотрел на заросли посреди поляны.

Он услышал её размер до того, как увидел. Размеры выдал не только треск густого кустарника, который медведица подминала как траву, но и само рычание, глубокое, как грохот падающего дерева, бас, который мог исходить лишь от крупной особи.