Майкл Панке - Выживший: роман о мести

Продравшись через ивняк, он вдруг оказался на высоком песчаном берегу, под которым лежал узкий проток. Вода, целыми днями скрытая от солнца обрывом, успела замерзнуть, поверхность припорошило снегом. На дальнем берегу торчала густая роща. К ней-то и направился Гласс.

Съехав по склону, он ступил на лед. Нога, примяв тонкий снег, тут же скользнула по гладкой поверхности, Гласс шлепнулся на спину и от неожиданности замер, глядя в закатное небо, и вдруг услышал далекое ржание. Отлеживаться было некогда. Осторожно ступая, он перешел через узкий проток и влез на обрывистый берег. Уже пробираясь через заросли, он услышал позади стук копыт.

Четверо арикарских всадников остановились на песчаном берегу, глядя вниз: даже в сумерках следы на поверхности протока ясно указывали направление. Первый индеец пустил коня на лед – конь, не найдя опоры, засучил копытами по скользкой поверхности и в конце концов рухнул, заодно переломив ногу всаднику. Остальные трое усвоили урок: спешившись, они пошли дальше пешком.

След Гласса исчезал в густых кустах по ту сторону протока – очевидный при свете дня, в сумерках он был неразличим, хотя Гласс, спеша уйти от погони, не очень-то заботился о сломанных ветках и даже отпечатках ног. Темнота сгущалась; исчезли, растворившись во мраке, даже тени.

По воплю рухнувшего на лед всадника Гласс понял, что враги близко и что от преследователей его отделяет только полсотни ярдов зарослей. А в темноте, когда все равно ничего не видно, главное – не шуметь.

Рядом маячил большой раскидистый тополь. Гласс, уцепившись за нижние ветки, подтянулся и влез на развилку, стараясь дышать как можно тише. Устроившись поудобнее, он проверил ножны: рукоять ножа торчала на месте, рядом болтался мешочек с огнивом, на шее уцелел рог с порохом. Винтовка, правда, осталась на дне Платте, однако порох мог пригодиться для костра. При мысли об огне Хью вдруг понял, как замерз: промокшая одежда не грела, холод с реки пробирал до костей, тело била дрожь.

Хрустнула ветка. На поляне стоял долговязый индеец, оглядывая землю в поисках следов. Даже в темноте Гласс разглядел на шее белое ожерелье из лосиных зубов и бронзовые браслеты на запястьях. Сжав в руках мушкет, арикара шагнул к тополю, и Гласс, пытаясь унять бешено забившееся сердце, взмолился, чтобы врагу не пришло в голову глянуть вверх.

У ствола индеец остановился, теперь его голова маячила под Глассом десятью футами ниже. Воин оглядел землю, кусты вокруг поляны. Инстинкт подсказывал Глассу сидеть неподвижно и ждать, пока долговязый уйдет, однако, наблюдая за врагом, он начал прикидывать, не получится ли напасть на индейца и забрать ружье.

Нащупав на поясе нож, Гласс осторожно потащил его из ножен, заодно планируя удар: если быстро перерезать врагу горло, тот рухнет, не успев издать ни звука. Медленным, неслышным движением Гласс начал приподниматься, готовясь прыгнуть, как вдруг от края поляны послышался шепот – из кустов выступил второй воин, с крепким копьем в руках. Гласс застыл на месте: для прыжка он успел выбраться из защищенного места, теперь его скрывала только темнота.

Индеец внизу, глядя на товарища, покачал головой, указал на землю, на кусты и что-то прошептал. Второй, с копьем, подошел к тополю – Гласс застыл, боясь даже дышать. В конце концов, договорившись о направлении, индейцы разошлись в разные стороны от поляны.

Гласс просидел на тополе еще часа два, прислушиваясь к звукам погони и раздумывая, что делать дальше. В конце концов один из арикара прошел обратно через поляну, по-видимому, направляясь к реке.

Гласс, выждав время, слез. Суставы занемели, ног он почти не чувствовал, так что первые минуты не мог толком шагнуть.

Ночь он теперь переживет, зато на рассвете арикара вернутся. При свете дня на дереве не отсидишься и следов не скроешь, нужно уходить.

Пробираясь сквозь темные заросли, Гласс старался не отклоняться от русла Платте. Ночь выдалась облачной; луна не давала света, зато не было и мороза.

Часа через три Хью набрел на мелкий ручеек и радостно шагнул в воду – она-то и скроет следы. Правда, несколько следов он оставил намеренно, направив их так, чтобы они вывели преследователей в противоположную сторону от Платте.

Вверх по ручью, не выходя из воды, он прошел шагов сто, пока не набрел на каменистый берег, который скроет следы. Выбравшись из потока, он зашагал по камням к зарослям приземистых деревьев.

Заросли оказались боярышником, в тонких, покрытых шипами ветвях которого так любили гнездиться птицы. Гласс, помогая себе ножом, отодрал лохматый клочок от красной хлопковой рубахи и насадил на шип – индейцы такой след точно не пропустят. После этого осторожно, не оставляя следов, Гласс вернулся к ручью и пошел обратно, вниз по течению.

Ручей лениво вился по равнине и в конце впадал в Платте. Гласс то и дело оскальзывался на камнях и падал в воду, сырая одежда не давала согреться, он старался не думать о холоде. В Платте он вошел на совершенно занемевших ногах и, дрожа, остановился по колено в воде, набираясь смелости перед следующим этапом.

Вглядевшись в дальний берег, он различил смутные контуры ивняка и нескольких тополей и в очередной раз напомнил себе, что вылезти на берег надо так, чтобы не оставить следов. Он ступил дальше в реку, с каждым шагом дыша все более отрывисто – ледяная вода, подступая выше, поднималась уже до пояса. В темноте было не разглядеть границы отмели, и Гласс вдруг, оступившись, очутился в реке по шею. Едва дыша от холода, он проплыл до противоположного берега, по мелководью добрел до кромки воды и нашел подходящую каменную насыпь, на которой не останется следов. Дальше она переходила в ивовые заросли.

Осторожно пробираясь через ивняк и тополевую рощу за ним, Гласс надеялся, что индейцев обманет его приманка, оставленная на ручье: от бледнолицего вряд ли ждут, что он вернется на Платте. И все же он на каждом шагу осторожничал, стараясь не оставлять следов: если его обнаружат, ему не выжить.

Из тополевых зарослей он вышел под утро. В предрассветном сумраке маячило впереди крупное плато, тянущееся вдоль реки до самого горизонта, до него оставалась миля-две. А там – затеряться среди скал, найти укрытие, добыть огня, согреться и высушить одежду. А когда опасность отступит – вернуться на Платте и продолжать путь к форту Аткинсон.

Идя к дальнему плато, полускрытому зыбким сумраком наступающего дня, Гласс вспомнил Реда и Чапмана. Его кольнуло раскаяние, однако он предпочел не задумываться. Сейчас было не до того.