Уилл Генри - Золото Маккены

Маккенна, снова взглянув за ручей, увидел, что всё именно так: великан-мимбреньо вошёл в ручей и перешёл его вброд по грудь там, где им пришлось плыть, чтоб не утонуть. Взгляд его был прикован к тростникам и скалам, в которых они укрылись, а его глубокий голос напевал зловещее, минорное заклинание.

— Что это за молитва? — спросил вполголоса Маккенна.

— Не молитва, — отвечала Малипаи. — Это песня. Ты должен бы её знать, Синие Глаза. Разве ты не различаешь слов? Он поёт её для тебя. «Зас-те, зас-те, зас-те», снова и снова. Это песня смерти.

— Мать, — простонал Маккенна, беспомощно глядя на скорчившуюся, побелевшую Фрэнси, — куда нам деться?

— Я не знаю, Синие Глаза. Я довела вас до этого места.

— Твой нож у тебя, мать?

— Чёрт! Нет. Я уронила его, когда подняла твоё ружьё.

— Господи! У нас нет даже ножа!

— Ба! Не было и у Адамса, и у Дэвидсона.

— Мать, у тех были ружья!

— Ну, значит, у Брюйера. У того не было даже зубочистки, когда он забился в дыру вон там!

Согнув костлявый палец, она указала поверх плеча на скалу позади них, и глаза Маккенны прищурились.

— Вот оно! — прошептал он. — Эта расщелина, там, на Обзорном Локте. Она спасла Брюйера. Быть может…

— Не разговаривай, вперёд, — посоветовала старуха, подбирая юбки и подавая пример. — Но не рассчитывай на счастье Брюйера. У Хачиты только разум притуплён. Глаз у него остёр, как и топор.

— Двинули, Фрэнси — позвал Маккенна. — Мы полезем на скалу. Старая дама нашла нам укрытие.

Девушка задрожала и на миг прижалась к нему.

— Прости, что я там умничала, — проговорила она. — Я сделаю всё как смогу, Глен. Но я боюсь до ужаса.

— Лезь, — велел Маккенна, — и молись.

Начался подъём по Z-образной тропе. Маккенна уже одиннадцать лет лазил вверх-вниз по таким кручам и был сильным, мускулистым человеком в расцвете сил. Фрэнси Стэнтон была из породы крепких женщин, способных не уступить многим мужчинам, к тому же в ней играл запас юных сил. Но старая скво не могла поддержать их темпа и, задыхаясь, отставала всё больше и больше.

Вблизи Обзорного Локтя Маккенна мог, глядя вниз, охватить взглядом тропу на семьсот футов. Он видел и Малипаи, и Хачиту. Он понял, что, если станет дожидаться старую даму, не останется времени на то, чтобы спрятать Фрэнси в расщелине Брюйера. Он знал также, что, когда приходится делать выбор, его делают не в пользу стариков. На его счастье, Хачита избавил Маккенну от этой необходимости.

— Престарелая мать, — позвал великан воин, — тебе не нужно убегать от меня. Ведь ты несмешанной крови. Я не обижу тебя. Подожди же меня. Остановись! Не будь среди этих белых людей, когда я их настигну. Ну, пожалуйста, престарелая мать…

Маккенна видел, как старуха остановилась. Она оглянулась на взбирающегося апаче, потом вверх, на крутую тропу, где стоял Глен Маккенна. Махнула ему рукой.

— Беги, Синие Глаза! — прохрипела он. — Я налагаю на себя право на-вел-кот-ка-эл-кек. Ты знаешь этот закон.

Маккенна знал его. То было правило апачей, которое позволяло тяжелораненым отстать в бегстве, чтобы задержать врага. В крайних обстоятельствах последнее слово было за претендующими на это право. Малипаи была невредима, но её престарелые лёгкие отказывали ей, а шаткие ноги дрожали от невероятного утомления. Бородатый золотоискатель махнул рукой в ответ.

— Мы слышали тебя, мать. Адиос…

Он поднялся и заковылял наверх. Лёгкие болели и у него, в его собственных коленях и бёдрах тяжко стучала кровь. Но Фрэнси ожидала его у Обзорного Локтя, и с ней всё было в порядке, а расщелина Брюйера и желанное спасение находились теперь всего лишь за следующим, верхним поворотом Z-образной тропы.

— Старуха осталась сзади, спорить с Хачитой, — объяснил он, задыхаясь. — Он её не тронет.

— Я не пойду, — ответила девушка. — Только с ней.

— Она сделала это ради тебя. Пойдёшь! Давай!

— Нет, не пойду!

Маккенна сильно ударил её. Он едва не сбил её с ног. Только молодая, упругая сила удержала её на ногах. Она стёрла кровь с лица, глядя на него.

— Вперёд, — повторил он. — Игра окончена, мисс. Лезь наверх и, чёрт побери, не оглядывайся и не разговаривай.

Она всё ещё не двигалась, теперь от оцепенения, но он не мог позволить себе слабости. Он повернул её спиной и подтолкнул вверх по тропе. Она пошатнулась и едва не упала опять. Он тут же оказался позади и вновь внушительно толкнул её. На этот раз она упала, а он оказался поверх неё, словно кот. Он буквально подбросил её вперёд, на тропу, шлёпнув рукой по ягодицам и бранясь.

— Да двигайся же, чёрт возьми! — заорал он. — Я не намерен помирать здесь, любуясь, какая ты храбрая.

Она побелела как бумага и начала плакать. Но побежала, а он за ней, не позволяя никакому сбою сердца замедлить шаг. Всё, чего он сейчас хотел, — это жить. Жить и вытащить эту своенравную сироту из каньона назад, к любой фронтирной семье, которая окажется достаточно глупой, чтобы принять её. Он знал, что все ставки против них. И знал, сыпля проклятьями и пробивая путь к первой из обрушенных глыб расщелины Брюйера, позади рыдающей девчонки по имени Стэнтон, что именно придётся сделать, чтобы побить эти ставки и остановить почти верную смерть, которая надвигалась столь неотвратимо, с таким страшным молчанием по пятам.

Ему придётся убить Хачиту. И сделать это древнейшим способом, известным десять раз десять столетий назад. Ему придётся сделать это голыми руками.

Трещина, к которой карабкались двое белых, была необычного происхождения: словно пробита сверхъестественной силой, как ударом молнии, она помещалась в самом центре западной стены каньона. Ни ветер, ни вода здесь были ни при чём, и Маккенна безуспешно гадал о природе трещины, пока не вспомнил о лавовых выходах по ту сторону Потайной Двери и вокруг Почты Апачей. Сдвиг земли — отметил он на ходу по профессиональной привычке.

Веками покрывалось V-образное дно расщелины детритом, кустарником, порослью молодых сосенок, валунами и обильным количеством органических материалов, сформировав скудную каменистую грязь той непролазной тропы, по которой они теперь взбирались. И всё же, всходя по узкому, крутому, словно скат крыши, подъёму, Маккенна был поражён ещё одной особенностью. Помимо древности и причудливо изломанной структуры, эта тропа местами казалась оформленной человеком. Но не во времена Маккенны, не во времена Нана, не даже в эпоху появления здесь первых испанцев. Задолго, задолго до них. Это открытие вселило в перетруженное сердце золотоискателя дух надежды. Оно объяснит, быть может, то неясное, что уловил он в легенде об Адамсе с самого начала: каким образом мог Брюйер спастись из ловушки, устроенной его спутникам, посланным за провизией в форт Уингейт? Слишком уж просто это было: он скрылся «в какой-то дыре в скалах, какую находит заяц». В самом деле, согласно рассказу Адамса, место спасения Брюйера находилось «в скалах, у самой Двери», а в версии самого Брюйера добавлялась деталь о «заячьей дыре». И только версия апачей, отражённая на карте старика Энха, именовала путь повыше Обзорного Локтя расщелиной Брюйера. Это с самого начала казалось Маккенне странным эпизодом в предании. Сейчас, спасаясь бегством, он увидел свидетельства пребывания древних людей, оставшиеся на пыльной тропе, и понял — или же сильно надеялся, — что предчувствия его не обманывают. Если всё обстоит так и старая тропа взаправду содержит следы инструментов каменного века, тогда он и Фрэнси Стэнтон придут к чему-то получше, нежели «дыра, какую находит заяц». Но вот ещё три-четыре поворота тропы — и путь неожиданно завершился тупиком, упираясь в поперечную толщу породы.