Евгений Костюченко - Шайенский блюз

— А это и не требуется, — сказал Домбровский. — Сейчас твоя задача — оклематься. В кратчайшие сроки вернуться в строй. Доктор, сколько времени займет адаптация?

Гончар почувствовал, как горячие пальцы Мелиссы обхватили его запястье, нащупывая пульс.

— Не больше двух месяцев.

— Вскрытие показало, что больной практически здоров, — прокомментировал Тандерс.

Степан не мог наглядеться на Мелиссу, на ее лицо в мелькающем свете дорожных фонарей, на ее хрупкие белые кисти, которые он бережно сжимал в своих руках.

— Я знал, что так и будет, — тихо сказал он. — Знал это с самого начала. С самой первой встречи. Помнишь, мы точно так же сидели в моей «восьмерке»? А потом в дилижансе? Это было как будто вчера.

— Это было два дня назад, — улыбнулась она. — Не стоит говорить о времени.

— Почему?

— Потому что его не существует. Для нас.

— Для тебя, — сказал он. — Ты ничуть не изменилась.

— Тебе это кажется. Мне скоро будет двадцать пять.

— Отлично. Честно говоря, жениться на семнадцатилетней как-то неловко. Я чувствовал себя старым хрычом с картины «Неравный брак».

Тандерс свернул к тротуару и сказал, глядя на Степана в зеркало:

— А ты и есть старый хрыч. Прикинь, сколько тебе сейчас, если ты участвовал еще в индейских войнах. Годиков сто шестьдесят, не меньше.

— Почему стоим? — спросила Милли.

— Жду указаний. Мы заказали столик в «Аляске». Шеф будет ждать нас до утра. Но, может быть, отвезти вас домой?

— Сейчас решим, — Мелисса включила плафон и попросила Степана: — Покажи, куда тебя ранило.

Он задрал гимнастерку и осторожно провел пальцами по ребрам.

— Куда-то сюда… Черт, была же дырка…

— Была, да прошла, — сказал Домбровский. — Если бы дырки не зарастали, я бы сейчас был похож на дуршлаг. Короче, едем в «Аляску», да?

— Это обязательно? — спросил Гончар. — Меня туда пустят в таком виде?

— И не таких пускали. А уж в каком виде оттуда выпускают…

— Попрошу без намеков, — проворчал Тандерс. — Милли, наверно, Стиву больше хочется домой, чем в ресторан.

— Да, — сказал Степан. — Домой.

— Завези нас, а потом отправляйтесь пировать, — решила Мелисса. — Повод у вас есть.

— Вот так и рушатся вековые традиции, — вздохнул Домбровский. — Степа, но хоть на проводы наши ты придешь?

— Придем, придем, — ответила Милли.

Машина летела по ночному Петербургу. Гончар видел за окном сияние витрин и рекламных щитов, гирлянды фонарей и мозаику автомобильных огней… Он и забыл, что ночью может быть так светло. Ему казалось, что все эти годы его держали в темном чулане, и только сейчас позволили выглянуть наружу. Наверно, завтра, увидев город при свете дня, он почувствует разочарование. Он увидит грязь тесных улиц. Увидит небо, перечеркнутое проводами. И, наверно, захочет вернуться в горы и степи, туда, где так легко дышится на просторе…

— Вот здесь мы будем жить, — сказала Мелисса, когда машина притормозила в тихом переулке.

Домбровский открыл ей дверь и щеголевато козырнул Степану:

— Не прощаемся!

Фыркнул мощный мотор, и черный «мерседес» умчался, проскочив на красный свет. Милли достала ключи и отдала их Степану.

— Входи. Осваивайся. Тебе долго придется жить в этом доме.

— Погоди.

Он устало присел на гранитную тумбу возле подворотни.

— Я ничего не понимаю, и не хочу понимать. Но могу я хотя бы спросить?

— Ты замерзнешь, — она села перед ним на корточки и заглянула в глаза. — Пойдем в дом.

— Сейчас, сейчас… Домбровский и Тандерс… С ними случилось то же самое, что со мной?

— Да. Точнее, не с тобой, а со мной.

— То есть, они… Оттуда — сюда?

— Можно и так сказать.

— Куда мы должны их провожать?

— Это мы узнаем, когда они вернутся.

Степан невольно обернулся в ту сторону, куда умчался «мерседес».

— Эх! Я бы хотел отправиться с ними.

— У них свой путь. А тебе сейчас надо восстанавливаться. Ты вернулся с войны, тебе сейчас ко многому придется привыкать заново.

— Хорошо. Тогда еще один вопрос. Можно?

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но не смогу тебе ответить. Как это происходит? Почему это случилось именно с нами? Не знаю. Тебе лучше поговорить об этом с Тандерсом, когда он вернется. Он называет нас корректорами. Представь, что история — это книга, которая еще не напечатана, а только пишется. И мелкие ошибки в рукописи можно исправить. Вот ты, например, остановил истребление шайенов. После того, что случилось на Последней реке, ополчение навсегда перестало участвовать в войне.

— Шайены. Я раньше и не слышал о них. Они выжили?

— Можно сказать, да. Сейчас их три тысячи. Живут в Монтане.

— В Монтане, — повторил Степан. — Горбатый Медведь добрался до Йелоустона. А Майвис? Что с ним? Он выжил?

— Он выжил и стал вождем. А в прошлом году я видела его внуков. Ну, пошли домой?

— Погоди. Я хотел спросить совсем не об этом.

Он встал и поднял ее на руки.

— Уронишь! — засмеялась Милли.

— Никогда. Я понимаю, что обстановка неподходящая. Но очень боюсь опоздать. Так вот, мой вопрос. Мелисса Фарбер, согласна ли ты стать моей женой? Обещаю, что буду любить тебя вечно. Буду заботиться о тебе. И даже не буду смотреть на других женщин. Согласна?

Она задумалась.

— Если я отвечу «да», ты будешь считать меня ужасно легкомысленной.

— Почему?

— Потому что мы познакомились три дня назад.

Тропа, Trail — название маршрутов, соединявших отдаленные районы Запада.

Банкноты номиналом в 500, 1000 и 10 000 долларов были в обращении до 1969 года

американские разновидности бильярда

сутайо — племя, родственное шайенам

лакота — одно из племен народа сиу

Джеб Стюарт, знаменитый военачальник армии южан

«мясорубка» — семиствольная картечница Гатлинга, прообраз современных турельных пулеметов, стрелявшая со скоростью 250 выстрелов в минуту.