Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид

Собака перестала рыть землю и выскочила навстречу всаднику.

Последний не встретил ее свирепой бранью, какой ожидал Кленси, да и животное не проявляло ни малейшей враждебности. Напротив, собака начала тихо визжать и ласкаться, распознав друга.

Кленси знал ненависть собаки к Дарку, который однажды хотел убить ее. Следовательно, это был не он.

Радость, глубокая, неописанная радость засветилась в глазах Кленси, когда он увидел Юпитера.

На отдаленной границе Техаса, которой не переступал еще цивилизованный человек, не возвещает авроры никакой петух, а тетерев приветствует восходящее солнце резким криком. Стая этих больших птиц, сидевшая в роще, по соседству с лагерем степных разбойников, с приближением дня взлетела на вершины деревьев. Самцы, как обыкновенно, весело прокричали свой громкий вызов, разбудивший грабителей и их вождя.

Борласс, не смотря на то, что в голове его еще бродили винные пары, почувствовал тревогу. Вскочив на ноги, он начал звать Фернанда, потом мулата. Громкий и строгий голос его раздавался между палатками.

Вдруг раздался единодушный крик: «Ушел!», сопровождаемый руганью. До сих пор это было предположение. Оба могли еще спать с похмелья, но вскоре все объяснилось.

Метис лежал в палатке мертвый, в лужах крови, наполовину еще жидкой, наполовину сгустившейся.

Мулата не было. Единственным следом его присутствия в палатке оставалось это окровавленное тело, лежавшее у них перед глазами.

— Где же мулат? — спросили разом несколько разбойников.

— Ушел, — отвечал один голос. — И взял с собой собаку, и, вероятно, какую-нибудь из лошадей.

Разбойники бросились к загородке, где стояли лошади. Она оказалась пустой, в ней не было ни одной лошади, не было даже мула, на котором ехал мулат, когда его захватили. Но тут не было ничего удивительного — ворота стояли открытыми.

Вероятно, они были где-нибудь недалеко. Вскоре беспокойство рассеялось: лошади преспокойно паслись на небольшой лужайке на берегу реки.

Все были налицо, даже мул, кроме одной лошади, принадлежавшей тому человеку, которого разбойники оставили на поживу волкам и коршунам. Это была великолепная боевая лошадь, понравившаяся начальнику шайки, который и присвоил ее себе. Но потеря лошади ничего не значила в сравнении с потерей пленника. Со свойственным ему чутьем, Борласс тотчас же догадался об опасности, грозившей ему и его шайке. Мулат был свидетелем их превращения из индейцев в белых.

Он доедет до колонии и известит ограбленных колонистов, а что еще хуже — проводит их к лагерю, к которому знает дорогу. Кроме этого он мог успеть спасти Кленси из могилы, в которую закопал его Борласс, будучи уверен в собственной безопасности.

Но вождь шайки разбойников еще более тревожился оттого, что Контрелл не является с пленницами. Он еще мог вынести неудачу своего мщения Кленси, но мысль, что его страсть могла остаться без удовлетворения, была для него невыносима. Молодая девушка с розовыми щеками и золотистыми волосами еще не была у него во власти, и он чувствовал, что и не будет никогда.

И грубый разбойник испустил из глубины своей могучей груди вздох. В этом вздохе выразилась сильная, глубокая страсть, было видно, что разбойник отдал бы все, и недавнюю добычу, и саму жизнь за ее удовлетворение.

Он предложил отправиться на поиски за Филом Контреллом и пленницами на верхнюю равнину, а если нужно, то до брода через Сан-Сабу. Но это предложение никто не поддержал, потому что каждый боялся; они знали, что их лагерь, так удачно избранный, не был больше в безопасности. Из него следовало уезжать как можно скорее.

Но когда Борласс заговорил о собственной их безопасности, они все поняли, как важно было предотвратить встречу беглеца с колонистами. Необходимо было захватить его во что бы то ни стало.

Перед отъездом они наскоро позавтракали и основательно выпили на дорогу, после чего оседлали лошадей и навьючили на них деньги.

На этот раз серебро было не в бочонках, а в мешках и карманах. Когда все было готово, шайка села на лошадей и тронулась в путь как раз в тот момент, когда день озарил долину.

В ту минуту, когда Борласс и его шайка выбирались на верхнюю равнину, другой отряд всадников показался на противоположном берегу, выехав из Сан-Сабской долины по известному уже ущелью.

Отряд этот состоял из колонистов под предводительством Вудлея, который вел его совместно с охотником Гаукинсом.

Их было двадцать девять человек, хотя в погоню собралось и больше, но было бы неосторожно оставить колонию без защиты. Двадцать вооруженных колонистов под начальством полковника Армстронга остались в миссии. Молодой плантатор Дюпре, расставшись с невестой, присоединился к отряду преследователей.

Почти в одно время оба отряда выехали на равнину с двух противоположных сторон.

Их разделяло расстояние в двадцать миль, и много пройдет времени, пока суждено им будет встретиться, если даже предположить, что они не отклонятся от прямой линии.

Колонисты не знали, какое выбрать направление: приходилось искать следы разбойников, что было нелегко на сухой, бесплодной почве. Впрочем, таких опытных разведчиков, как Саймон Вудлей и Гаукинс, это не беспокоило.

Они проехали медленно одну или две мили, после чего прибавили шагу и поехали быстрее.

Их торопил Саймон Вудлей: он видел одинокое дерево, возвышавшееся на отдаленной линии горизонта. Необходимость идти по следам отпала.

Ричард Дарк, не помня себя от ужаса, пустился бежать от того, кого считал мертвым. Теперь к угрызениям совести присоединился и суеверный страх.

Лошадь разделяла ужас своего господина. Сверхъестественное появление головы без туловища, присутствие волков, нервное потрясение всадника, сообщившееся ей, крик, выходивший из-под земли, — все это вместе напугало лошадь, также, как и ее хозяина. Дарк мчался, словно сзади была в огне вся степь.

Лошадь его продолжала скакать, но куда? Он и сам не знал, да и не заботился об этом. С момента неожиданной встречи с Вудлеем его преследовало предчувствие близкой гибели, но теперь, когда в дело вмешались еще и сверхъестественные силы, когда привидение в земной форме назвало его по имени и обвинило в убийстве — это было уже не предчувствие, а действительность. Он был глубоко убежден, что его преследовала Немезида.

Совершенно убитый этой мыслью, он предоставил лошадь самой себе и даже не старался держаться в седле, с которого, может быть, и упал бы, если бы продолжительная практика и привычка не давали ему возможности удержаться машинально.

И только тогда, когда, устав от быстрого бега, лошадь остановилась — к Дарку возвратилась