Виталий Гладкий - Ушкуйники

Пока друзья насыщались, в корчму гурьбой ввалились скоморохи-музыканты с традиционными гудком[13], дудками, свирелями, бубнами и колокольцами. Народ в харчевне оживился, разразившись приветственными криками. Музыканты же, расположившись прямо у входа, принялись деловито настраивать свои инструменты. А их затейник (поэт-певец) начал тем временем развлекать публику «тонцем» – рассказом на христианские мотивы:

Когда же своего рода разминка – вознесение хвалы христианскому благочестию – закончилась, в дело залихватски вступили скоморохи:

Если поначалу новгородская корчма служила местом, куда народ мог прийти, чтобы утолить голод и жажду, насладиться дружеской беседой да послушать скоморохов, то постепенно, в силу частых сношений новгородцев с зарубежными купцами, перестроилась под иноземный манер. Так, в подобных заведениях западных славян приставы давно уже знакомили посетителей с постановлениями правительства, судьи творили суд, решали возникавшие между приезжими конфликты, то есть другими словами, корчмы отчасти стали напоминать ратуши и гостиные дворы. И если изначально западнославянские корчмы были вольными заведениями, то уже к 1318 году, о котором здесь и идет речь, большинство из них превратились в княжеские, казенные. Лишь в Великом Новгороде корчма по-прежнему крепко удерживала свои вольности, и никто ей был не указ. Но и тут можно было говорить на любые темы, судить-рядить дела общественные и торговые и даже собирать, при надобности, малое народное вече.

– Ох, хорошо гульвоним… – Осоловевший Носок подпер кулаком подбородок и, глуповато ухмыляясь, уставился на скоморохов, которые уже вовсю отплясывали, сыпля налево и направо прибаутками. – Ишь как выкомаривают, стервецы!..

– А то… – Стоян с сожалением заглянул в пустую корчагу. – Заказать бы ишшо малехо, да калита[14] наша ужо прохудилась.

– Возьмем в долг. Шукша не откажет.

– Как же, не откажет… Да у него и снега зимой не вымолишь.

– Так это ежели не знашь, как на ево наступить.

– Лутше не надыть. Не то попадем к нему в кабалу похуже басурманской.

– Да-а, Шукша, конечно, не калач с медом, но… – Носок хотел добавить что-то еще, но в этот момент его внимание привлекла занявшая освободившиеся за их длинным столом места небольшая компания во главе с хорошо одетым статным мужчиной. Носок тотчас притих и насторожил уши.

Вновь прибывшие заказали дорогой ставленый мёд и повели вполголоса неторопливую беседу. Но сколь Стоян, заметивший настороженность приятеля, ни прислушивался к их речам, так ничего понять и не смог: вроде бы и по-русски те говорили, а все равно выходила какая-то тарабарщина. Улучив момент, когда соседи по столу, приложившись к мёду, освоились с обстановкой и почувствовали себя вполне уже вольготно, Стоян склонился к Носку и тихо спросил:

– Что за люд?

– Ушкуйники[15], – тоже шепотом ответил Носок. – Вон тово, который черный как галка, я знаю. Энто Лука Варфоломеев, атаман ихний. Ватага у него добрая – народ в ней битый. Таким на зуб лучше не попадать.

– Ух ты! – Глаза Стояна загорелись. – Вот бы к нему напроситься. Мы-то ведь совсем уж поиздержались, а скоро вода на реках станет чистой и народ выйдет на промысел…

– Лука в свою ватагу абы кого не берет.

– Худо… – огорчился Стоян. – А што у них за язык такой странный?

– Э-э, брат, ево не каждому дано знать, – хвастливо протянул Носок. – Меня, помнится, аж два года на него как щенка натаскивали… Это ишшо когда я у атамана Бобра, Царствие ему Небесное, – он небрежно перекрестил живот, – в мальчонках бегал… Язык ушкуйников и впрямь особый, тайный, штоб своих можно было везде узнать.

– И о чем они сейчас гуторят?

– Да вроде как Лука Варфоломеев со товарищи охочий люд[16] набирает. Кажись, большое дело задумал, на басурман пойдет.

– Надо проситься! – снова загорелся Стоян.

– Боюсь я его, – признался Носок.

– Почему?! – удивился Стоян.

– Они с Бобром были не в ладах. Дошло раз до драки. Кровь пролили… Я тогда тоже задних не пас. А ну как вспомнит меня? Дело-то хоть и давнее, но все же…

– Тогда я сам! – отважно заявил Стоян. – За нас обоих попрошу.

– Што, прямо сейчас?!

– А чего тянуть? И где мы ево потом сыщем?

С этими словами Стоян решительно поднялся и подошел к ушкуйникам. Те тотчас смолкли и настороженно уставились на парня. Вежливо поклонившись всей компании, Стоян пробасил:

– Хлеб вам да соль!

– Едим да свой, – в тон ему откликнулся один из ушкуйников.

– Тебе чаво надобно, паря? – грубо осведомился Варфоломеев.

– Прими в ватагу, атаман, – тихо, но с чувством попросил Стоян.

Ушкуйники переглянулись и вмиг посуровели. Собственно говоря, это были речные пираты, русские викинги. Профессионалы-ушкуйники, нередко возглавляемые боярином, вкупе с набранным для усиления охочим людом сбивались в очень мобильные ватаги, грабившие потом приречные поселения и купеческие корабли. Члены таких формирований были вольны в своих делах и поступках. Могли даже перейти на сторону другого князя, если тот обещал платить больше, нежели прежний хозяин.

При набегах ушкуйники не различали ни русских, ни татар, ни черемису – грабили всех подряд и брали все, что плохо лежало и худо охранялось. Захваченных в плен татар и булгар ушкуйники обычно убивали, тогда как русских купцов всегда отпускали на свободу. Предварительно обобрав до нитки, разумеется. (Новгородское купечество ушкуйники старались не трогать; за исключением тех редких случаев, когда в дело вступала шальная ватага, членам которой было все равно кого грабить.) И все же время от времени ушкуйники конфликтовали с новгородскими купцами, нанося тем своими действиями немалые убытки, поэтому, появляясь в Новгороде, старались не привлекать к себе особого внимания: перспектива встречи с кем-нибудь из старых «знакомых» им совсем не улыбалась.