Юлия Голубева - Рим. Цена величия

– Нет, Гай. Я не посмела. Он верит в справедливость императора, в то, что именно он призвал его в Рим.

– Старый наивный глупец!

– Именно глупец! Я так и сказала ему, объяснив, что только ты смог убедить Тиберия вернуть нашу семью из ссылки. Он рассмеялся мне в лицо и попросил выкинуть из головы глупости, уверяя, что ты и думать забыл обо мне. Но я не верила никому, слушая свое сердце и вспоминая наши клятвы. Кальпурния издевалась надо мной, рассказывая о тебе ужасные вещи. О том, что ты первый в Риме разбойник, таскаешься по притонам, переодетый в женщину, водишь дружбу с недостойными людьми – гладиаторами и актерами, занимаешься разбоем и поджогами.

Калигула на миг задумался, нахмурив брови:

– Ты верила ей? Вдруг это могло оказаться и правдой?

– Слушая эти разговоры, я выражала ей свое негодование, но сама-то ни на миг не сомневалась в своем избраннике.

Гай вздрогнул. К чему мог привести этот разговор? Он помнил Юнию еще маленькой девочкой, которая не останавливалась ни перед чем. Неужели за эти годы ее нрав столь переменился? Однако ему надо было признаться, что он ведет именно такую жизнь, как ей это расписала мачеха. Но не потеряет ли он ее навсегда? В панике он отвернулся. Что же делать? Жизни без нее он уже не мыслил, к тому же он лишил ее невинности, не сумев совладать с желанием. Интересно, что сказали бы друзья, если б услышали его размышления? Не поверили, что это Гай. Им не понять, что он искренне любит только эту девушку.

– Гай, о чем ты задумался? – прервала Юния его беспорядочные мысли.

– А каким ты меня представляла? – повернулся он к ней, помолчав еще немного. Она заметила, как тревожно мерцает его взгляд.

– Да именно таким, как мне тебя расписали, – рассмеялась девушка. – Не думала же я, по-твоему, что после наших проделок ты ступил на стезю добродетели? Признаться, ты бы меня разочаровал.

– Слава богам! Ты осталась прежней, той, которую я боготворил все эти годы! Завтра я явлюсь к твоему отцу договориться о помолвке. Я даже сделал кольцо, как только вернулся в Рим, и бережно хранил все эти годы. Только не ожидал, что разлука будет такой долгой.

– А как ты жил без меня? – поинтересовалась Юния, положив голову ему на грудь.

– Стоит ли, любовь моя, описывать те муки, что я испытывал вдали от тебя? Я думаю, ты сполна испила наравне со мной всю боль разлуки. Она не притупилась со временем, а лишь усилилась, сковав обручами истерзанное сердце. Но эти обручи лопнули, едва Тиберий подписал приказ о возвращении твой семьи. И я терпеливо ждал. Что значило это ожидание по сравнению с неизвестностью долгих десяти лет? Сколько раз я строил планы побега! Но неприятности преследовали мою семью, меня убили бы, стоило мне сделать хоть шаг в сторону гавани. Тиберий заточил меня подле себя на Капри. Он издевался надо мной, заставляя выслушивать гнусные наветы на моих братьев и мать. А когда он сообщил мне об их смерти… О, я выдержал эту пытку, став к тому времени искусным лицемером. И я провел его, старого лиса. Он сломался, поверил мне и назначил своим наследником. Но если б не ты, я не смог бы обмануть цезаря. Я думал о тебе – и терпел, мечтал о нашей встрече – и притворялся. Прояви я хоть малейшую слабость и выдай свое горе, я никогда бы не увидел тебя. Но расскажи и ты о себе.

Юния прильнула к нему и горячо обняла, будто боясь, что Гай может исчезнуть.

– Я не жила без тебя, мой Сапожок, – обдавая горячим дыханием, зашептала она. – Будто растение, которое поливают и удобряют, но которое не может ни чувствовать, ни радоваться, расцветала моя красота. Отец столько раз пытался выдать меня замуж! Но и мне удалось сломить его упрямство. Несколько раз он праздновал мою помолвку, но, после того как меня два раза вынули из петли и четыре – из чана с кровавой водой, он отступился, признав поражение.

Гай приподнялся и устремил изумленный взгляд на свою возлюбленную. Но Юнии подумалось, что он смотрит с недоверием. Она показала ему тонкие белые шрамы на запястьях.

– Вот все женихи и сбежали от сумасшедшей невесты. – Юния слабо улыбнулась.

Гай пылко расцеловал тонкие шрамики.

– Смотри, их нет, – сказал он. – Я убрал их.

Она недоверчиво осмотрела запястья и тихо охнула. Шрамов действительно не было.

– Ты и вправду – бог, как говорила Мартина.

– Только никому об этом, – заулыбался он и прижал палец к ее губам. Он и сам удивился маленькому чуду, дарованному богами.

– Я должен тебе признаться кое в чем, моя звездочка, – немного помолчав, вдруг сказал Гай. – Не хочу, чтоб ты услышала об этом не от меня. Об этом продолжают сплетничать и по сей день.

Юния сжала его руку и заинтересованно кивнула.

– Когда мне исполнилось пятнадцать лет, мне страстно захотелось познать женщину. Но только тебя. Ночи напролет я проводил без сна, мечтая о тебе, и вспоминал, как мы целовались в далекой Сирии. И вот как-то утром я выглянул из окна дома и увидел… тебя. Ты шла, накинув на голову легкую ткань, держа на плече кувшин с узким горлом. Как ненормальный, я выбежал в сад. «Юния! Моя Юния!» – кричал я и, подбежав, заключил тебя в объятия и потащил в глубь кустов. Ты страстно ласкала меня, и я взял твою девственность, не веря такому счастью. А когда наваждение прошло, увидел пред собой черные волосы сестры Друзиллы. Отчаянию моему не было предела, но вскоре я нашел золотую середину, проникая к ней ночью, когда все кошки серы. Я ласкал ее, называя твоим именем, и эта развращенная девчонка была не против. Теперь ты будешь презирать меня, Юния? Но я должен был тебе сознаться.

– Стоит ли переживать из-за поступка, который совершил даже сам Юпитер? Он женился на собственной сестре. Да и стоит ли мне ревновать к самой себе? Я и не надеялась, что ты сохранишь мне телесную верность. Для меня важно лишь то, что сердце твое хранило любовь ко мне одной. Будь иначе, я б до конца своих дней мечтала о тебе и старела в одиночестве в далекой Александрии.

Калигула, польщенный до глубины души, заключил ее в объятия. Но тут же отодвинулся:

– Засыпай, любимая. А я буду охранять твой сон, потом тихонько уйду. Уже светает, скоро прибудет твой отец, нельзя, чтоб он застал нас до свадьбы в одной постели. – Он ласково коснулся щеки Юнии.

– Но я хочу еще поговорить, – возразила она, с трудом поднимая тяжелые веки.

– У нас впереди вся жизнь, любовь моя вечная. Завтра ночью увидимся вновь. Мне надо еще назначить с твоим отцом день помолвки. Он сообщит тебе об этом сам. Спи!

Калигула нежно обнял ее и, терпеливо дождавшись, когда Юния крепко уснет, удалился через тайный криптопортик.

Клавдилле показалось, что она едва прикрыла глаза, как Гемма разбудила ее, сообщив, что прибыл отец. Девушка вскочила, и взгляд ее первым делом упал на кровавые пятна на простыне и собственных ногах.