Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор

Карл предложил взять с собой голландского мастера и доставить в Петербург, где тот мог бы дать показания, но я, скрепя сердце, объяснил, что злоумышленников придется перебить. Михай дал понять, что эту часть операции он возьмет на себя.

– Хоть граница недалеко, везти с собой пленного слишком опасно, – сказал я. – Я вашими жизнями рисковать не хочу.

– А может… – заговорил Карл, но я прервал его решительным:

– Нет! Даже не думай!

Кузен обиженно поджал губы. Ему не нравилось, что я не взял его с собой в разведку, и он до сих пор дулся на меня как ребенок. Мне же хотелось, чтобы Карл добрался до Петербурга живым и здоровым, как, впрочем, и все из моего отряда.

Перекусив вяленым мясом и сухарями из запасов, принялись дожидаться вечера. Чтобы скоротать время, легли спать, оставив на часах Михайлова. Ему предстояла самая легкая часть операции: устроив поджог, он должен был вернуться и ждать нас на этом месте.

Пан Дрозд и гренадеры дрыхли без задних ног, я поворочался и тоже заснул. И снилась почему-то всякая ерунда – объятый пламенем дом, трое погорельцев, среди которых девочка, отправившая меня прямиком в пекло за щенком по кличке Митяй. Я увидел ее благодарные глаза, девушка набрала полную грудь воздуха и голосом Михайлова сказала:

– Просыпайтесь, господин сержант. Пора вставать.

Одевайся, умывайся и на дачу собирайся… Хотя какая там дача! Или я брежу спросонья? Нет, не зря говорят, что накопленная усталость хуже СПИДа. Устал я, ничего не попишешь.

– Встаю, спасибо. – Я потянулся и спросил: – Остальных хоть разбудил?

– Как не разбудить, разбудил. Я ить их самыми первыми на ноги поднял, вам чуток доспать выпало. Кто знает, удастся ль еще седни глаза сомкнуть.

– Главное – не навсегда их закрыть.

– Скажете тоже, господин сержант! – испуганно охнул гренадер.

– Шучу, Михайла, шучу. Самому жить охота.

И это мягко сказано. Нет, смерти я не боюсь, в конце концов, ее не минуешь и глупо бояться того, через что рано или поздно (лучше поздно) пройдут все. Но надышаться хочется.

Я плеснул на лицо водицы, сгоняя остатки сна, размял затекшие конечности и с удовольствием зевнул. Вечерело, еще немного, и станет темным-темно, будто кто-то в небесных сферах в целях экономии выключит свет. Михайлов, который из всей нашей компании выглядел наиболее свежим, изготовил факел, с помощью которого мы собирались запалить амбар. Для этого он связал вместе пучок сухих березовых лучин, обмотал верхнюю часть паклей и облил лампадным маслом. Нашарив в кармане огниво, выкресал мертвенно-синий, колыхающийся на ветру огонь, полюбовался, будто на красну девицу, и, затушив, произнес:

– Господин сержант, я пошел.

– Давай, не подведи, – напутствовал я его.

– Храни нас Господь, – перекрестился Михайлов и, ступая легко, по-кошачьи, исчез в кустах.

Мы сели на лошадей и стали дожидаться сигнала. Лошадь подо мной дрожала, я похлопал ее по крупу и ласково сказал:

– Потерпи, милая, немного осталось.

Она благодарно фыркнула и затрясла большой головой.

Полыхнуло здорово, огненное зарево взлетело до облаков. Послышались крики – мужские и женские, сначала изумленные и близкие к панике, но почти сразу прекратились. Кто-то, оценив обстановку, уже начинал отдавать короткие, но дельные распоряжения.

– Молодец Мишка, справился, – удовлетворенно отметил Чижиков.

Его ноздри раздувались в предвкушении хорошей драчки. Он хлопнул по щеке, оставив на небритой коже кровавый след, выругался:

– Разлеталось комарье. Живьем сожрут, не подавятся.

– Ничего удивительного: болото рядом, – снизошел до ответа пан Дрозд и посмотрел на меня.

В его глазах ясно читался немой вопрос: пора?

– Поехали, – сказал я и ударил по бокам кобылицы коленками.

Сильное тело лошади устремилось вперед, землю тряхнуло под ударами копыт, порыв ветра перехватил дыхание. Эх, хорошо! Никогда бы не подумал, что с таким азартом понесусь навстречу опасности. Надо родиться поэтом, чтобы описать восторг и упоение, охватившие меня в этот миг.

Дорога уходила за спину. Лошадь мчалась быстрее пули. Я пригнулся к холке, чтобы не угодить под хлещущие ветки, прищурился, вцепился в поводья со всей силы, пытаясь не вылететь из седла, слиться с могучим животным в одно целое. Стоит брякнуться на землю – пиши пропало: разгоряченные скакуны вмиг растопчут копытами.

Все было как во сне. Лес наполнился шумом, скрипом, треском, ревом. Ветер свистел в ушах. Шуршала сминаемая трава. Мимо, будто картинки в калейдоскопе, проносились деревья, некорчеванные пни, непонятные, похожие на каких-то монстров из фильмов ужасов образы. Фантазия, подстегиваемая бешеным темпом, выдавала одну чудовищную фантасмагорию за другой. Гренадеры вскриками поощряли лошадей, и те послушно неслись в озаренную всполохами горящего амбара деревню.

Жители были слишком заняты пожаром, мы вылетели на опустевшую улочку под радостный лай деревенских собак, которым и без нас хватало развлечений. Встречных почти никого, только молодуха, спешившая с коромыслом на огонь, с криками заскочила в избу и больше не показывалась.

Я прискакал первым, спрыгнул с коня и с обнаженной шпагой бросился к дверям, слыша за спиной взбудораженное дыхание Карла и Чижикова. Гренадеры отставали от меня на считанные секунды.

– Ну, держитесь!

Я с разбегу врезался в дверь, она неожиданно легко поддалась, слетела с петель. Меня по инерции пронесло вперед, я ввалился в дом прямо на сорванной двери, не удержался на ногах и упал, придавив что-то мягкое. Это оказался один из фальшивомонетчиков. Не обращая внимания на его жалобные вопли, вскочил и ринулся дальше. По бедолаге, распластанному на полу, пробежали гренадеры и пан Дрозд. Они ворвались, и в комнатушке враз стало тесно. Потолок был высоким, как раз для моего роста, а вот о шпаге пришлось пожалеть почти сразу, размеры помещения делали метровый клинок неудобным оружием.

Голландец, толстенький, на маленьких ножках, при свечах рассматривал монеты свежей чеканки. Наверное, все шло как надо, он довольно кивал. Парика на нем не было, и лысая голова походила на облетевший одуванчик. Вот уж не знаю, каким ветром унесло его волосы.

Завидев меня, толстяк подпрыгнул с лавки как ужаленный. Подслеповатые глаза округлились, лицо побледнело.

– Что такое? – истерично крикнул он.

Видимо, слишком увлекся работой или из-за бедлама, творящегося по причине пожара, не обратил внимания на посторонний шум. Вот и попался, голубчик, аккурат на месте преступления, еще и с поличным. Мечта прокурора, и только!

Рассчитывать на чью-то помощь голландцу уже не стоило. Один из подручных лежал под дверью и не подавал признаков жизни, второй отсутствовал, и мне ужасно хотелось выяснить, где он.