Вениамин Вахман - Проделки морского беса

Запили вином из высоких, словно свечки, узких бокалов. Потом ели дичь и запивали другим вином. А на заедки подали сыр в горшочках и некий чудной овощ — каштан, жаренный в скорлупе. К сему — сладкий-сладкий ликер, густой, как сливки.

Фенрихи опасались, каждой еды брали помалу, ели аккуратно, а в вине только мочили губы, дабы не охмелеть. Граф же уплетал с аппетитом за обе щеки; подобрав повыше кружевные манжеты, чтоб не замарать, с хрустом глодал птичьи косточки. И вином не стеснялся. Лицо его покраснело, набрякло.

Сначала беседовали о разных пустяках, больше о погоде. Но постепенно от вина графа начало разбирать, заговорил с досадой:

— Ангел мира с пальмовой ветвью в руках давно и напрасно кружит над распаленными народами. Европа жаждет покоя и сладостного отдохновения. Но дальновидные монархи не могут обрести беззаботность и заняться благополучием своих подданных, пока демон войны не укрощен окончательно…

Фенрихи вспомнили светлейшего; покивали согласно.

Граф налил себе еще вина, на этот раз в круглый, как стеклянный шар со срезанной вершиной, бокал. Он разом втянул в себя опаловую влагу, утерся салфеткой, удобно откинулся в кресле.

— Сегодя я имел конфиденц со светлейшим князем Александром фон Меншиков, — сказал он и поиграл пальцами по скатерти. — Князь фон Меншиков большой политик, ясный ум. Но — слишком осторожен! Затем я визитировал другую важную персону, генерал- квартирмейстера, который управляет штабом русских войск. Меня и тут приняли любезно, но не сразу. Генерал-квартирмейстер был очень занят, беседовал со своими генералами. Я долго ждал в карете…

Он снова поиграл перстами, вздохнул.

— Как человек военный, я не могу не видеть горестных признаков подготовки к походу, к новым военным действиям…›

Елизар и Аким не выдержали пронзительного взгляда, отвели глаза. Хитрить с таким человеком, как граф, опасно: опростоволосишься. Елизар двинул в ход спасительное:

— Мы люди маленькие, в чины еще не вошли. Нам что прикажут, то и делаем. А рассуждать не нам…

Граф тонко усмехнулся.

— Сегодня поутру светлейший князь предпринял морскую прогулку именно в вашем обществе. Может быть, он удостоил вас доверительной беседы…

— Да мы — что? Мы только ямщики… — поспешил на помощь другу Аким. — Приказал светлейший покатать, мы катали…

Тяжелый сапог Елизара придавил носок Акимова ботфорта, да так, что Аким чуть не охнул. Граф погрозил пальцем, шевельнул остриями усов.

— Молодые люди, — сказал он умильно. — Австрия и Россия волей судеб должны следовать по тропе истории общим путем. И у вас, и у нас один и тот же смертельный враг — Турция. Турецкие полчища и подданные султана, крымские татары, всегда грозят югу России. Так же грозят они и нашим венгерским границам. О нет, я не намерен расспрашивать вас о делах военных: меня просто, как человека, как дипломата, как автора будущих мемуаров, интересует сама особа блистательного вельможи фон Меншиков. О нем много говорят в Европе. Но дипломаты видят официальную, парадую сторону, которую он хочет им казать. Вы же сегодня имели возможность запросто беседовать с ним, наблюдать его как моряка. Ведь все близкие к его величеству Петру Первому отличные моряки.

— Да, моряк он хороший, получше меня, — согласился Аким.

Елизар, казалось, с интересом разглядывал узоры на скатерти.

— И лучше вас тоже, господин Елисар? — поддел граф.

— Не знаю, в деле не видал, — неохотно ответил фенрих. — Хороший моряк узнается не сразу. Надобно поглядеть, как он поведет себя в бурю да при экзертициях, когда ставят и убирают паруса. Сегодня с нами фельдмаршал просто изволил прогуливаться по воде, пожелал подышать морским воздухом. И беседовали мы про родных, кто как живет.

— Вы с ним в родстве? — оживился граф.

Фенрихи даже перепугались.

— И не в родстве, и не в свойстве… Он о нашей родне расспрашивал.

— Понимаю… Князь здесь скучает без семьи, без близких. Наверно, для этого он затеял большое строительство, строит дворец, где будет проживать его очаровательная супруга и милые детки.

— Дворец? — удивился Аким. — Да ведь он сегодня здесь, а завтра царь его в другое место пошлет. У нас подолгу на одном месте не засиживаются.

— Значит, я ошибся, — улыбнулся граф. — Значит, строят не дворец, а военные укрепления. О-о, понимаю: об этом расспрашивать не полагается.

— Почему вы полагаете, ваше сиятельство, что вообще здесь что-то строят? — изумился Елизар. — Городишко-то небольшой. Кабы что строилось, сразу бы увидали.

Граф мгновенье помедлил, подумал, вертя в пальцах бокал.

— Такое мнение у меня сложилось потому, что не только в Фишгафе нельзя достать лошадей, но и нигде вокруг, ни в одной деревне. Мой человек искал повсюду, хотел купить за любую цену. У меня две лошади из четверых никуда не годятся, только на живодерню. Надорвались в пути на здешних отвратительных дорогах. Поэтому мне пришлось оставить карету и весь багаж и присоединиться к вам. Лишь сегодня утром карета прибыла. Мой слуга купил, наконец, лошадей за баснословную цену в каком-то медвежьем углу. Зачем же нужны были все эти лошади фон Меншикову? Оказалось, возили бревна, всю зиму возили. И только теперь лошадей стали возвращать владельцам. Согласитесь, друзья, бревна могут понадобиться, только чтобы из них строить.

— Так это, поди, пристани ставили! — воскликнул Елизар. — Пристани тут все или недавно ставлены, или чинены. Лес-то новый, кое-где даже смола не просохла.

— Пристани? — граф задумался. — Может быть, пристани… Но я вижу, что вы устали, молодые люди, вам нужен освежающий сон. Не смею вас больше задерживать и похищать драгоценные часы отдыха.

Он хлопнул в ладоши. Вошел человек средних лет, одетый прилично, как немецкий бюргер с достатком. Граф удивился.

— Вы, Бонифатий? ..

Вошедший с достоинством поклонился.

— С вашего разрешения, граф, я отпустил хлопов.

— Это мой секретарь и письмоводитель, Бонифатий Лех-Кру- жальский, — представил его граф. — Бонифатий шляхтич, и хоть небогат, но в жилах его течет кровь польских магнатов.

Бонифатий склонил голову.

— С вашего разрешения я провожу панов офицеров, — сказал он скрипуче.

Он и проводил их, но только до крыльца.

После незатемненных свечей, горевших на столе, улица показалась особенно темной. С моря дул пронзительный ветер, слышно было, как шумят, набегая на берег, волны. Фенрихи дошли до угла, остановились, соображая, в какую сторону к дому? Вдруг рядом скрипнула калитка, вышел кто-то в низко надвинутой шляпе, в плаще, позвал шепотом: