Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника

— Он будет говорить! — сказал В., подходя.

Рыцарь выпустил руки Монжуа — тот стоял не двигаясь. Рыцарь опять взял его за правую руку — Монжуа вздрогнул, и по всему его телу пробежал нервный трепет.

— Ты будешь говорить? — спросил Рыцарь.

— Да, — пролепетал Монжуа разбитым голосом, как человек, побежденный после продолжительной борьбы.

Рыцарь и В. переглянулись.

— О наука, наука! — прошептал В. — Та же самая реакция, что и на молодого Месмера! Вы им повелеваете! Он будет отвечать! Он уже не принадлежит себе.

Рыцарь медленно проговорил:

— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности?

Монжуа корчился в страшных конвульсиях. Взяв в каждую руку по склянке, имеющей форму лейденских банок, Рыцарь приложил медную пробку одной из них к голове Монжуа, а другую — к сердцу. Монжуа задышал часто и хрипло, он весь дергался.

— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности? — повторил Рыцарь. — Отвечай!

Губы Монжуа раскрылись.

— Отвечай! — повторил Рыцарь.

Монжуа пытался заставить себя не подчиниться приказу. Лицо его исказилось от нечеловеческого напряжения. Рыцарь поднял свои руки над лбом Монжуа.

— Отвечай! В опасности ли они?

— Нет.

— Стало быть, ты солгал?

— Да.

— Ты хотел меня обмануть, чтобы получить свободу?

— Да.

— Итак, Нисетта и Сабина не отравлены?

— Нет.

— Ты понимаешь, в каком состоянии ты находишься?

— Нет…

— Что ты чувствуешь?

— Сильную боль в голове.

— Чего бы ты хотел?

— Чтобы ты снял эту боль.

Рыцарь и В. опять переглянулись.

— Вам всемогущество, — прошептал В., — а графу де Сен-Жермену бессмертие!

Раздалось громкое «кукареку». В. быстро открыл дверь. Фанфан-Тюльпан стоял на пороге и подавал письмо.

— От доктора Пейрони, — сказал он.

В. поспешно подал письмо Рыцарю, и тот распечатал послание.

— Этот человек сказал правду, — проговорил он, указывая на Монжуа, — Нисетта и Сабина не подвергаются никакой опасности — так утверждает Пейрони. Стало быть, мне остается только отомстить, — прибавил он с радостным трепетом, поворачиваясь к Монжуа. — Проснись! — приказал он хриплым голосом, схватив его за руки.

Девятого августа 1745 года в Париже утром служили благодарственный молебен в соборе Парижской богоматери, в два часа должен был состояться концерт в саду Тюильри, вечером в восемь часов — фейерверк на площади Людовика XV, а ночью — бал в ратуше.

В этот день Людовик XV Возлюбленный, после великолепной трехмесячной кампании, возвратился в столицу своего королевства, увенчанный лаврами. На перекрестках танцевали, на улицах пускали ракеты. На улице Сент-Оноре особенно великолепным освещением отличались два дома: Даже — королевского парикмахера, и Рупара — чулочника.

Рупар стоял перед лавкой, закинув руки за спину и вздернув нос, и любовался своей иллюминацией. Его окружала толпа соседей.

— Как чудесны слава и победа! — восклицал Рупар. — И как подумаешь, что я, говорящий с вами, лично присутствовал при этом!..

— Да, ведь вы были при Фонтенуа, — сказал один из соседей с восторгом.

— Был. Я победитель!

— И не были ранены?

— Нет, но я мог быть ранен.

— Так вы были в сражении?

— Был ли я в сражении! — вскричал Рупар. — Нет, но я слышал, как свистели пули, я видел мертвых и раненых.

Рупара окружили — он был в восторге, оказавшись центром внимания.

— Король меня видел и говорил со мной, — продолжал он.

— И остался доволен вами?

— В восторге!

— Уж не произвел ли король вас в генералы? — иронично спросил молодой белокурый приказчик чулочника.

— Я не просил его, — скромно ответил Рупар. — Но я присутствовал при сражении.

— Спрятавшись в комнате по другую сторону реки, — сказала Урсула, вышедшая из лавки. — Советую вам не хвастаться вашими подвигами! Если бы у короля были все такие солдаты, как вы, он не выиграл бы сражения.

— Но, мой добрый друг, мне кажется, что…

Урсула перешла через улицу, не слушая своего мужа. Она встретила Арманду, выходящую из лавки Даже.

— А я шла за вами, — сказала Арманда. — Нисетта и Сабина хотели посоветоваться насчет подвенечных платьев, только что полученных.

— Очевидно, свадьбы будут скоро?

— На будущей неделе.

— Почему же не на этой? Сегодня только понедельник.

— Жильбер отсутствует. Он был вынужден уехать по делам и вернется только в пятницу или субботу.

— Войдите, — прибавила Арманда, переступая порог парикмахерской. — Вы увидите моего нового друга.

— Кто это?

— Войдите-войдите: увидите!

Урсула прошла первая, Арманда — за ней. В это время по внутренней лестнице спускались два человека: первым шел Ролан, сменивший мундир на свой прежний костюм, вторым — сержант лейб-гвардии.

— Мсье Фанфан! — закричала Урсула.

— Собственной персоной! — ответил Фанфан-Тюльпан, любезно кланяясь.

— Вы в Париже!

— С сегодняшнего утра. Я имею честь находиться в конвое его величества и вступил в Париж вместе с королем. Ролан заставил меня поклясться, что мой первый визит будет к нему, и я сдержал слово.

— А Нанона? — спросила Урсула.

— Милая маркитантка? Она также вернулась. Она там, наверху, с девицами, рассматривает наряды.

— Пойдемте скорей! — заторопилась Урсула.

Обе женщины проворно поднялись по лестнице.

— Славно, что король взял меня в конвойные! — сказал Фанфан, подбоченившись. — Таким образом я как раз успел на свадьбу. Теперь мне придется потанцевать с красавицами.

И Фанфан начал петь и пританцовывать в такт. Приказчики парикмахера смотрели на сержанта с восторгом. Фанфан протанцевал до порога парикмахерской и застыл, глядя на улицу.

— Что это у меня — куриная слепота? Кого это я там вижу? Это большое брюхо, это красное лицо… Это он, мой приятель, мой гость!

Бросившись на улицу, Фанфан подбежал к толпе, собравшейся перед лавкой чулочника, Рупар вскрикнул:

— Сержант!

— Мой спутник в походе! — закричал Фанфан.

Схватив Рупара в объятия, он так порывисто прижал его к груди, что у чулочника захватило дух.

— Ну, Рупар, узнаешь ли ты меня? — вскричал Фанфан.

— Узнаю ли я вас, сержант…

— Берегитесь, берегитесь! — раздался вдруг голос кучера.