Томас Костейн - Королевский казначей

Д’Арлей и Кеннеди отправились в дальний путь — к Жаку Керу. Они ехали две недели по ужасным дорогам юга. Наконец они добрались до Роны. На другой стороне реки светили огоньки любимого города благородного короля Рене — Тараскона.

Они прождали два часа, прежде чем услышали звук лошадиных копыт. Из темноты послышался голос Жака Кера:

— Робин, это вы?

Д’Арлей радостно ответил:

— Да, это я.

Замелькал свет фонарика, и д’Арлей увидел перед собой старика… Сердце его сжалось от боли и жалости. Боже, во что они превратили этого мужественного, сильного человека! Лицо его покрылось морщинами, щеки запали, нос торчал словно клюв хищной птицы. Шея стала тонкой и сморщенной, Кер сильно горбился и не переставал хрипло кашлять.

Не изменились только глаза. Они были по-прежнему живыми, смотрели властно и решительно.

— Я надеялся, — сказал Жак Кер, наклоняясь в седле, чтобы пожать руку д’Арлея, — провести с вами несколько дней. Но, как вам известно, у нас очень мало времени, и мне приходится спешить, чтобы продолжить путешествие к свободе.

— Но, — начал д’Арлей, он все еще не мог оправиться от шока, — я собирался пересечь реку и проехать вместе с вами через Прованс.

Кер энергично покачал головой:

— Король Рене — милый старик, он не выдаст меня своему родственнику. Но вокруг нас наблюдательные и не всегда дружелюбные глаза — и королю Франции будет доложено о каждом моем движении. Если вы поедете со мной, об этом станет быстро известно Карлу. Вам будут грозить серьезные неприятности, дорогой Робин. Король даже сможет обвинить вас в предательстве и конфисковать все ваше имущество. — Он опять серьезно покачал головой. — Мы не должны играть ему на руку, моему милому другу Карлу. У дороги есть дом — там мы можем отдохнуть часок и поговорить. А потом… я продолжу путь в изгнание.

— Жак, неужели нам придется так скоро распрощаться, — растерянно спросил д’Арлей.

Казначей снова закашлялся и долго не мог успокоиться.

— Пусть вас не беспокоит мой кашель, — сказал он, задыхаясь. — Я не для того удрал из тюрьмы, чтобы умереть от болезни легких, которой заразился в камере. Я все выдержу, и вам это известно. Если они решат, что меня больше нет, тем сильнее будет изумление, когда я нападу на них из засады!.. Мне нужно вам многое сказать и передать список инструкций, такой же длинный, как клинок вашей знаменитой сабли! Поехали, нам многое предстоит сделать.

Спустя два часа д'Арлей провожал Жака Кера и сопровождающих его.

«Больше я его никогда не увижу», — подумал д’Арлей.

На прощанье они пожали друг другу руки, Кер сказал:

— Прощай, Робин. Мы были хорошими друзьями. Д'Арлей не смог вымолвить ни слова.

Он слышал в темноте, как Кер разговаривал с Никола, ехавшим рядом с ним:

— Никола, я уже не молодой человек, и мне не очень уютно находиться в седле.

В голосе слуги прозвучали теплые нотки, и это было впервые:

— Хозяин, этого не может быть! Вы еще далеко не старик!

— Но это так, Никола. А вдруг я увижу наше судно, но не смогу до него добраться!

— Я помню, господин мой, однажды вы сказали, что сможете сделать больше работы, дальше пройти и перехитрить любого человека. Я тогда над вами посмеялся, но понимал, что это правда. Вы до сих пор можете все это сделать! Я клянусь, господин, что через денек к вам возвратятся силы и вы не будете жаловаться на здоровье.

— Ты стараешься быть ко мне добрым, Господь понимает, как мне необходимо сейчас человеческое тепло, поэтому он позволил тебе изменить манеру поведения со мной, старина. Но это не поможет. Добрые слова не могут помочь слабому телу. Никола, я — сломленный человек и мой путь ведет к могиле!

— Господин мой, господин, не может быть, чтобы вы так думали!

Стук копыт по мощеной дороге не позволил д'Арлею ничего больше услышать.

От мужа не было известий несколько недель. Валери так беспокоилась, что потеряла сон. Ей представлялось, что Кера поймали, а вместе с ним и д'Арлея.

Как-то днем слуга сообщил ей о визите графа де Бюрея. «Наверное, привез дурные новости», — подумала Валери.

— Просите графа пройти в комнату, — сказала она слуге. Валери была поражена, когда увидела Рено де Бюрея. Он очень изменился, похудел, его лицо сильно осунулось и казалось вытянутым. На длинном лице выделялись нос и большие выпуклые глаза. Граф был плохо одет. Костюм из некогда дорогой, добротной шерстяной ткани был изрядно поношен и выглядел неряшливо. Кроме того, он был словно с чужого плеча — болтался на Бюрее, никогда прежде граф не был таким худым. Больше всего Валери изумили башмаки графа — они были рваными и сильно залатанными.

— Приветствую вас, маленькая кузина, — сказал де Бюрей. Он изо всех сил старался демонстрировать свое дружелюбие. — Вы хорошеете день ото дня. А мы вот скоро окажемся на помойке, среди отбросов. Будем валяться там вместе со старым тряпьем, дырявыми кастрюльками и прочей дрянью. Вот ведь как…

Графу явно было не по себе. Фортуна опять отвернулась от него, и на этот раз, похоже, навсегда. А он так надеялся нажиться за счет Валери де Вудрэ. Некоторое время граф стоял молча.

— Слуги сказали мне, что брат еще не вернулся. Что он задумал? Наверное, он сошел с ума. Если бы у меня была жена, подобная вам, Валери, я бы не оставлял ее ни на минуту. Когда я собирался ехать сюда, подумал: «Если она захочет изменить ему, то почему бы не со мной?»

Валери очень обрадовалась, что он не привез плохих новостей, и улыбнулась графу:

— Сударь, если я соберусь завести любовника, то прежде всего посоветуюсь с вами.

Граф изящно поддержал игру:

— Я буду с нетерпением ждать от вас подобное предложение в течение ближайшей тысячи лет. — Граф провел рукой по красному носу. — Но боюсь, меня ждет полный крах.

— Мне очень жаль, что вы попали в беду. — Валери не добавила слова «снова», как на ее месте сделал бы любой другой.

— Иов сидит весь в язвах и видит, как все его богатство исчезает в дыму и грохоте, но его положение можно назвать прекрасным по сравнению с моим. На меня свалились все беды — я болен, беден, и Изабо… — Он сделал паузу и грустно покачал головой. — Вам известно, что произошло с моей несчастной женой?

Валери сдержанно ответила:

— Нет, к нам редко приезжают гости, и нам не известно, что происходит в других семьях.

— Как странно! Я думал, что об этом все знают. Изабо разбил паралич.

Несмотря на чувство неприязни, которое Валери испытывала к графине, ей стало жаль ее.

— У нее уже давно были странные симптомы. Она разговаривала с большим трудом и иногда говорила не те слова. И постоянно жаловалась на то, что слышит звон колоколов, когда вокруг стояла тишина. Так иногда случалось посредине ночи. Потом она упала на пол и лежала без движения. После этого она уже не вставала.