Ян Валетов - Сердце Проклятого

— Как? — удивился Шагровский.

— Очень просто, — сообщил Горский. — Выжгли. Электромагнитная мина. Нечто подобное мы нашли дома у хакера, который работал на ваших оппонентов. Устройство генерирующее мощнейший электромагнитный импульс. Настолько мощный, что метров на триста от точки срабатывания не остается ни одного бита информации, только то, что на оптических дисках. Кто-то вырубил охрану и подбросил такую штуку прямо в здание. Там до сих пор разбираются с клиентами.

— Это из-за наших файлов? — недоверчиво спросила Арин. — Как они узнали?

— Ну, я, конечно, гений, — ухмыльнулся Горский, — но не могу не признать, за другую команду тоже играл профессиональный игрок. И ресурсы он использовал, мягко говоря, серьезные. Я даже не берусь сказать, какие деньги, и какие связи были задействованы, чтобы получать мгновенный доступ к информации. Но разберусь, я почти уверен, что разберусь…

— Значит, — сказал профессор Кац, — вся информация утрачена окончательно. Ни контейнера, ни флешки, ни хранилища. Только наши свидетельства… Не хочу вас огорчать, друзья, но даже при наличии электронных копий нам мало кто поверит. Без них у нас вовсе нет шансов. Никаких. Нас просто назовут шарлатанами.

Все замолчали, обдумывая сообщение Горского и слова археолога.

— Пока мы не найдем контейнер с оригиналом, — продолжил Кац, — я бы рекомендовал не упоминать о рукописи ни одним словом. Будто бы ее нет и никогда не существовало.

— Но мы сообщили о ней в университет, — возразила Арин. — И… она же существует, Рувим! Как можно об этом молчать?

— Легко, — сказал профессор без тени иронии. — Это Валентин может не знать, но ты то знаешь — в археологии доказать историчность документа, который есть одиночным свидетельством, практически невозможно. Нужно три или четыре независимых источника информации, чтобы его признали фактом. У нас нет подтверждения описанных в рукописи событий. Никаких. У нас нет доказательств того, что эта рукопись аутентична. У нас нет углеродного анализа, но если бы и был, это ровным образом ничего бы не изменило. У нас нет перевода. Те крохи, что мы перевели в поле — это даже не капля в море, так, несколько слов. И, самое главное, у нас нет никаких доказательств существования рукописи как таковой. Ни электронных, ни физических. Слова, слова, слова… Выйди с таким праздничным набором на трибуну и расскажи мировому сообществу нечто подобное. Расскажи про все, что случилось за эту неделю. Расскажи, что нашу экспедицию расстреляли охотники за древними рукописями. Расскажи, что мы втроем положили две дюжины профессиональных убийц… и можешь больше никогда не появляться в приличном обществе.

— Сожалею, — развел руками Ави Дихтер. — Если Рувим прав, а я в этом не сомневаюсь, то случилось то, что случилось… У вас нет ничего. Я вам поверю. Вадим поверит. Но это ничего не решит…

— Я же сказал, что новостей три, — вмешался Горский. Было слышно, как его пальцы бегают по клавиатуре компьютера. — Три, дамы и господа! Не две! Я не сказал, что все пропало окончательно, но мне пришлось изрядно потрудиться!

— Ты сукин сын, — сказал Дихтер. — Настоящий сукин сын! Что ты от нас утаил?

— Я же гений, — протянул Горский примиряюще. — А гений имеет право на странности. Ты меня не поймешь, а профессор поймет. Ну, хотелось мне увидеть, как вытянутся у вас физиономии! Хотелось своей минуты славы в научном обществе! Бегая за головорезами, такого не испытаешь, не та аудитория! Что тут плохого? Мне удалось установить владельца того сервера, на который Валентин и Арин слили файлы на хранение. Небольшая частная фирма, занимающаяся систематизацией и хранением информации, регистрация у нее лондонская, но это офшор…

— Не томи! — попросил Ави. — Что дальше?

— Фирма профессиональная, в ней знали о том, что информация может быть утеряна по не зависящим от дата-центра обстоятельствам…

— Зеркало… — догадался Шагровский. — У них был резервный накопитель информации!

— Совершенно верно, — подтвердил Горский. На его лице играла довольная кошачья улыбка. — У них был второй сервер, на который постоянно делался бэк-ап[88], и таким образом при срабатывании импульсного устройства они потеряли всего лишь десятиминутный хвост на пару сотен гигабайт, а не все свое цифровое добро!

— Ты нашел файлы? — спросил Дихтер, едва сдерживаясь, чтобы не показать компьютерщику кулак.

— Даже напрягаться не пришлось… Все у меня. Ловите!

Горский картинно занес руку над клавиатурой и после секундной паузы нажал кнопку ввода.

Компьютер Шагровского мелодично звякнул, требуя подтверждения приема сообщения.

— Файлы я ужал до разумного размера. Оригиналы у меня на диске, получите по первому требованию, — продолжил начальник отдела электронной разведки и внезапно перешел на русский. — Теперь им никакая бомба не страшна, так что, ребята, я откланиваюсь. Если что — обращайтесь! Ави! Я тебе нужен?

Он снова перешел на английский.

— Ну… Знаешь ли… — пробурчал Дихтер. — Не нужен.

И добавил через полсекунды уже доброжелательнее:

— Спасибо. Впечатлил.

— Всегда рад, — сказал Горский, улыбаясь, и отключился.

Лэптоп звякнул еще раз, сигнализируя, что пакет принят. На экране развернулся сканированный лист пергамента. По желтовато-коричневому фону бежали маленькие аккуратные буквы. Буквы складывались в слова, слова — в предложения, предложения — в историю, которая до сих пор не закончилась, хотя началась 2000 лет назад.

Шагровский гнал курсор со страницы на страницу, до тех пор, пока не дошел до последнего скана. На этом листе буквы утратили аккуратность и строки наползали друг на друга. По краю пергамента виднелись блеклые коричневые разводы.

— Погоди, — попросил профессор. — Валентин, остановись здесь. Ави, будь добр, передай мне компьютер. Это последняя страница?

Валентин кивнул. Арин подкатила свое кресло поближе к нему, взяла Шагровского за руку, и тот с благодарностью пожал ее узкую, прохладную ладонь.

— Я до сих пор жив, потому что в мине осталась вода, — прочел Рувим Кац. — Но мучиться мне недолго. Я не знаю, дотяну ли до утра…

Иудея

Крепость Мецада

18 нисана 73 года н. э.

… или все закончится еще до рассвета. Никогда не думал, что тело мое сможет так долго противостоять смерти. Я старик, меня должен был убить возраст, никому не по силам носить чрезмерный груз прожитых лет, а умираю я от меча Элезара Бен-Яира. Так подобает уходить воину, а я никогда не был воином, кроме тех моментов, когда меня принуждали к тому обстоятельства. Умереть от руки Элезара — это все равно, что быть убитым самим собой. В молодые годы я бы тоже зарезал старика, который стал между мной и тем, во что я верю.