Георг Борн - Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

— Что случилось, Анна? Вы так взволнованны! И это бывает каждый раз после того, как его величество сюда приходит.

— Да я и сама не понимаю, что такое случилось! Я не могу понять, как мог король увидеть тот маленький портрет, что я заказала Рубенсу!

— Как! Разве он его видел!

— Да, он уже знает о нем и считает, что это новый сюрприз для него, так как мне не удалась моя затея с большим портретом.

— Это значит, что король требует этот портрет? Я, по крайней мере, не могу понять этого иначе.

— Говори же, говори, Эстебанья, все, что ты думаешь.

— Я уверена, что это опять какая-то новая интрига.

— Нет, нет! Король или сам видел этот портрет, или слышал о нем от Рубенса!

— А может быть и не от Рубенса, а от кого-нибудь другого, — настаивала Эстебанья, — да ведь в сущности это все равно. Главное то, что его величество знает о существовании этого портрета и желает иметь его у себя.

— А его уже нет в Париже!

— Так значит, его следует вернуть!

— С кем отправила герцогиня де Шеврез наш ящик? — спросила королева.

— С одной из своих приятельниц.

— Как ее фамилия?

— Габриэль де Марвилье.

— И герцогиня сказала мне, что эта дама еще в прошлую ночь на курьерских уехала в Лондон!

— Так неужели же ее невозможно догнать?!

— Нет, нет, Эстебанья, — об этом нечего и думать! Это совершенно невозможно! Ведь разница в целых двадцать часов!

— А я все-таки еще надеюсь! — возразила обергофмейстерина, улыбаясь. — Как вы думаете, не спросить ли мне, что думают об этом мушкетеры?

— Да, если это дело хоть мало-мальски возможно, то исполнить его могут, разумеется, только мушкетеры! — сказала королева. — Но я на это не рассчитываю! Мне кажется, будет гораздо проще и легче, если я сейчас же закажу Рубенсу точно такой же портрет. Ведь у нас впереди еще целых семь дней.

— Мне только что кто-то говорил, что Рубенс собирается уезжать и что даже все вещи его уложены.

— Неужели!

— Не могу только припомнить, кто именно говорил мне об этом. — Ах, да, герцогиня де Вернейль!

— Она сказала тебе это именно сегодня!? Теперь и я начинаю думать, что во всем этом кроется какая-то интрига! Но странно, что король вовсе не разыгрывает роль! Все, что он говорил, было совершенно искренне!

— И это совершенно понятно, Анна. Поймите, что интрига эта ведется каким-то третьим лицом.

— Твоя правда, Эстебанья! А все-таки нужно переговорить с Рубенсом, если окажется, что он не сможет нам помочь, придется искать другой способ. Но так или иначе, а к тому дню у меня должен быть точно такой же портрет, иначе я пропала! Я не могу даже представить себе того, что меня ожидает! Я дрожу при одной мысли о немилости короля. Но что будет, если король узнает, куда делся портрет?! Нет! Я должна пожертвовать всем, всем на свете, лишь бы вернуть его или добыть точно такой же.

Анна Австрийская наскоро простилась с обергофмейстериной и тотчас же уехала с герцогиней де Шеврез на улицу д'Ассаз к Рубенсу.

«Однако положение становится опасным! — размышляла Эстебанья, оставшись одна. — Хотелось бы мне только знать, что все это значит! Так или иначе, а к двадцать седьмому необходимо иметь тот же или точно такой же портрет и преподнести его королю. Он дал совершенно ясно понять, что он не только ожидает, но даже требует его! Если теперь он еще ничего не знает, то узнает все позднее и, если не получит портрет в назначенный день, о! тогда произойдут вещи, чреватые такими последствиями, что трудно и вообразить! Бедная, бедная Анна, она вечно между страхом и горем! Мне невыразимо жаль ее! Однако что же можно сделать!? Ах, если бы найти виконта в галерее!»

В комнату вошла камер-фрау и прервала размышления обергофмейстерины.

— Что вам нужно? — спросила Эстебанья.

— Господин барон де Сент-Аманд приказал доложить о себе и просит позволения переговорить с вами.

— Переговорить? Со мной?

— Да, барон велел просить вас об этом.

— Но кто же этот барон де Сент-Аманд? Я его вовсе не знаю! Даже имя это слышу в первый раз.

— А между тем барон говорит, что ему необходимо передать вам какое-то чрезвычайно важное известие.

— Господи, как это странно! Да какой он на вид, этот барон?

— Огромного роста, очень плотный мужчина, в форме мушкетеров.

— Вот с этого-то вам и следовало начать! Как это кстати! Попросите барона в мою приемную! — приказала Эстебанья и, как только камер-фрау вышла, подумала: «Это, по всей вероятности, один из знакомых виконта. Может быть, мне удастся от него узнать, есть ли еще возможность догнать Габриэль де Марвилье. Теперь вечер двадцатого сентября, а утром двадцать седьмого король рассчитывает получить портрет. Следовательно, у нас впереди только шесть дней. Но ведь этого времени едва ли хватит на поездку в Лондон и обратно. Королеве не следовало поручать такое дело легкомысленной герцогине де Шеврез. Нет сомнения, что герцогиня искренне любит королеву и глубоко ей предана! Но вдруг эта Габриэль де Марвилье, которой она доверилась, просто ловкая искательница приключений и захочет извлечь из этого доверия определенные выгоды! Однако прежде всего нужно повидаться с этим бароном де Сент-Амандом, который хочет сообщить мне нечто важное».

Эстебанья быстро прошла через зал и будуар королевы в ярко освещенную приемную.

Ожидавший ее Милон низко поклонился.

— Вы, без сомнения, один из друзей виконта д'Альби? — спросила Эстебанья, приветливо отвечая на его поклон.

— Совершенно верно. Я один из тех трех мушкетеров, которые ценят дружбу превыше всего.

— Но если я не ошибаюсь, прежде говорили о четырех молодых дворянах, поклявшихся идти один за другого и в огонь, и в воду.

— И это тоже верно. Прежде нас было четверо, а теперь осталось только трое.

— Вы говорите об этом так печально. Что же случилось, барон?

— Ничего особенного. Но вчера граф Фернезе вышел в отставку.

— Как! Неужели он больше уже не мушкетер? Милон, молча, поклонился.

— Это странно, — заметила донна Эстебанья, — но, вероятно, у вашего друга были на то серьезные причины.

— Я не могу объяснить вам этого… Один таинственный случай…

— О, я вовсе не хотела нарушить вашу скромность, барон. Однако вы, кажется, хотели что-то сообщить.

— Вы правы, я позволил себе явиться, чтобы переговорить об одном чрезвычайно важном и секретном деле.

— Садитесь и рассказывайте.

— Позвольте мне прежде всего предложить вам один вопрос и поверьте, я задаю его вовсе не из любопытства, а потому, что он имеет прямое отношение к тому, что я собираюсь сообщить вам.

— Сделайте одолжение, говорите, не стесняясь.