Питер Акройд - Король Артур и рыцари Круглого стола

Рыцарство представляло собой уклад, в котором законы чести отодвигали на второй план понятия права и справедливости. Например, ведение осады регулировалось сложными правилами и предписаниями, соблюдались определенные принципы обращения с пленниками, полагалось уважать послов и соблюдать все пункты договора. Во время войны рыцари щадили жизнь и свободу других рыцарей, преспокойно вырезая простой народ вкупе с женщинами и детьми. В повествовании Мэлори никто не проливает слез над участью крестьян и пастухов. Этот писатель-аристократ свободен от сентиментальности Чосера[13] и Ленгленда.[14] В таком контексте и следует понимать пространные описания состязаний и турниров у Мэлори: это ритуальные сражения со своим кодексом и системой ценностей. В них участвовали отряды хорошо обученных рыцарей, действие разворачивалось на большом участке земли, то есть турнир во всем походил на настоящий бой, с той оговоркой, что спешенный рыцарь удалялся с поля, оставив своего коня и оружие победителю. К XV в. турниры превратились в режиссированное зрелище, демонстрацию основных приемов и принципов боя. Честолюбивые молодые люди могли таким образом испробовать свои силы.

Сюжет о поисках святого Грааля показывает, что рыцарство неразрывно связано с идеалами и чаяниями христианства; собственно, оно и зародилось в первые крестовые походы, когда рыцари под знаменем креста выступили против неверных. Рыцарь-крестоносец должен был приуготовиться с помощью молитв, поста и бодрствования. Христианское войско считало себя не только солдатами, но и паломниками. Складывались культы святых — покровителей воинов, таких как святой Георгий[15] и святой Виктор[16], религиозные ордены храмовников и госпитальеров предлагали объединить рыцаря с монахом. От рыцаря тоже требовались набожность и целомудрие, образцом рыцарства был, разумеется, сэр Галахад, чье целомудрие так трогательно воспето в книге Томаса Мэлори. Но вместе с тем рыцарство признавало и кодекс куртуазной любви, прославлявший женщину как источник чести и добродетели. Рыцарь сражался за свою даму, любовь к ней делала его сильнее и отважнее. Ланселот и Гиневра, Тристрам и Изольда принадлежат к числу самых знаменитых влюбленных пар мировой литературы, им посвящены многие страницы «Смерти Артура». Подобно платонической любви в античной культуре (та, как правило, связывала между собой героев-мужчин), куртуазная любовь была тенью или эхом небесной гармонии.[17]

Оба кодекса — рыцарства и куртуазной любви — одинаково далеки от повседневного житейского опыта, особенно для того времени, когда Мэлори взялся за перо. К XV в. английские рыцари утратили прежнее значение основной боевой единицы, они теперь чаще предводительствовали в Парламенте, чем на поле боя. И этим, опять же, можно объяснить свойственную повествованию Мэлори печаль: он славит рыцарство и куртуазную любовь в то самое время, когда они уже близятся к закату.

По словам самого автора, его великий эпос составлен на основе нескольких «старинных книг». Эти «старинные книги» представляли собой roman courtois[18] и roman d’aventures[19], два жанра, наиболее популярные у французского дворянства. Мэлори внимательно перечитал французские прозаические романы, посвященные приключениям Артура, и переработал их в цепочку самостоятельных историй, в каждой из которых сюжет следует за приключениями отдельного рыцаря или группы рыцарей. Богословские рассуждения Мэлори опускает и в целом заметно сокращает французские источники.[20] Он человек скорее практичный, не склонный к духовным поискам и обобщениям. Краткость сделалась основным принципом повествования, насыщенного неожиданными приключениями и внезапными поворотами; автор предпочитает драматический диалог затяжным внутренним монологам, показывает напряженные эпизоды, а не живописует в подробностях характеры. Эти самостоятельные истории Мэлори выстраивает в непрерывный ряд, как будто они составляют органическое целое, — так же строились и английские соборы.

Звучная, изысканная проза Мэлори послужила вечному прославлению короля Артура. Le Morte Darthur вдохновила образами Артурианского эпоса и Мильтона[21], и Драйдена[22], а в XIX в. Теннисон возродил сюжеты Мэлори в «Королевских идиллиях».[23] Уильям Моррис написал «Защиту Гиневры»[24]; Алджернон Суинберн создал «Тристрама из Лионесса».[25] Круглый стол присутствовал во всех библиотеках викторианской Англии.

Мэлори сохранил для потомства образы Ланселота и Гиневры, Галахада и Гавейна, Тристрама и Изольды, лукавого колдуна Мерлина и Артура, короля ныне и навеки. Именно через «Смерть Артура» Артур обрел посмертную жизнь в преданиях о Средневековье. Исторические свидетельства в пользу реальности такого правителя отсутствуют. Возможно, на исходе V столетия британский королек — военный предводитель одержал победу в сражении против завоевателей англов в местности, которую мы знаем только под именем Mons Badonicus, но и в этом уверенности нет.[26] Быть может, король Артур — лишь плод национального воображения. Но в том-то и заслуга изобретательного гения Мэлори: Артур и Круглый стол обрели постоянное, неизменное место в душе англоязычного читателя.

В своем пересказе я изменил название Le Morte Darthur на «Смерть короля Артура», которое более точно соответствует содержанию книги.[27] Я изо всех сил старался передать средствами современного языка звучную, бодрящую прозу Мэлори, и это скорее свободная передача, нежели педантичный перевод. Ради простоты и ясности я существенно сократил общий объем. Надеюсь, что таким образом отчетливее проступит самая суть повести об Артуре и его рыцарях и обитатели Камелота станут нам ближе и понятнее. Мэлори зачастую болтлив, склонен к повторам, и многое из того, что заинтересовало бы средневековую аудиторию, не пользуется успехом у современного читателя. Я также втихомолку исправляю внутренние противоречия текста. Несмотря на такие вольности, я все же льщу себя надеждой, что мне удалось передать величие и страсть прекрасного первоисточника.

В буйные древние времена правил в Англии король по имени Утер Пендрагон, и был он драконом в силе и драконом во гневе. В его королевстве насчитывалось много самостоятельных королевств, которые враждовали друг с другом, и так вышло, что однажды он призвал к своему двору в Винчестере некоего могущественного герцога. Сей вельможа господствовал в Корнуолле и звался герцогом Тинтаджиля[28]; управлял он западными племенами из твердыни своего замка на скалах, смотревшего на свирепое море. Утер Пендрагон просил герцога привезти ко двору супругу, Игрэйну, славившуюся несравненной красотой. Игрэйна была не только красива, но и мудра. Говорили, будто она, лишь глянув на человека, распознает все, что сокрыто в его сердце. Когда герцог с супругой предстали перед королем, Утер поднялся с трона и раскрыл объятия навстречу гостям.