Алексис Бувье - Кредиторы гильотины

Прощай, моя возлюбленная дочь, моя дорогая Маргарита! Прощай, Винсент! Прощай, Шарль!

Прощайте!

Они снова с благоговением поцеловали подпись отца, и старший сказал священнику:

– Господин аббат, мы готовы исполнить последнюю волю нашего отца.

Священник поднялся с колен и, пожав руки молодым людям, сам заплакал, говоря:

– Бедные мои дети, будьте мужественны!

Братья обнялись, прилагая большие усилия, чтобы не плакать.

– Не беспокойтесь, мы будем мужественны, господин аббат, – отозвался младший.

Тогда аббат повернулся к помощникам палача и сказал:

– Делайте свое дело.

Повинуясь священнику, помощники вынули из фургона красную корзину с останками казненного Корнеля Лебрена и, поставив ее на землю, вынули обезглавленное тело. Положив его на траву, они развязали веревки, связывавшие ноги и руки несчастного.

Странную картину представляло это погребение в столь ранний час!

Солдаты и помощники еле сдерживали себя, чтобы не плакать; аббат отвернулся и молился. Одни сыновья казненного стояли неподвижно с крепко сжатыми губами.

Наконец из корзины вынули голову казненного! Лицо было бледно, но черты его – спокойны: рот улыбался, глаза были полуоткрыты.

Винсент и Шарль Лебрен опустились на колени, взяли голову отца и поцеловали его в губы. Затем они проговорили:

– Отец, над твоим телом мы клянемся, что не будем знать ни отдыха, ни радости, ни удовольствия до того часа, когда твоя невиновность будет доказана.

Закон требует, чтобы тело было брошено в яму. Помощники палача подняли казненного за ноги и спустили труп в яму. Могильщик соскользнул в могилу и выровнял тело, еще не успевшее окоченеть. Затем он взял голову из рук сыновей и положил ее между ног трупа. Молившийся аббат бросил горсть земли в могилу.

Это оказалось уже выше сил несчастных. Братья разразились рыданиями с душераздирающими возгласами:

– О, отец! Отец!

– Плачьте, друзья мои, плачьте, – произнес аббат, – но будьте мужественны. Смерть ничего не значит – спасите его честь.

Винсент и Шарль оставались до тех пор, пока могила была совершенно засыпана.

Когда все было закончено, они огляделись и увидели, что помощники палача и жандармы уже уехали. Аббат предложил им свой экипаж, чтобы вернуться в Париж, но они отказались.

– Прощайте, дети мои, – сказал тогда аббат, – и не забывайте, что я весь в вашем распоряжении – днем и ночью, когда бы вам ни понадобилось. До свиданья!

Священник в свою очередь сел в экипаж. Оставшись вдвоем, несчастные молодые люди взялись за руки.

– Шарль, начнем сейчас же, – проговорил Винсент. – Пойдем к Берри.

– Да.

Опустившись на колени перед могилой, они помолились, затем покинули кладбище и, взявшись за руки, отправились в Париж.

Сыновья Корнеля Лебрена были красивые молодые люди. Старшему, Винсенту, было двадцать четыре года. Ростом немного выше среднего, он был строен и изящен, одевался без всякой изысканности, но это скрадывалось изяществом и грациозностью движений. Бледное лицо его было очень выразительно: высокий лоб, обрамленный темно-каштановыми волосами, прямой нос, красиво очерченный рот с губами ярко-красного цвета, оттененный рыжеватыми усами; темные глаза, сверкавшие из-под длинных ресниц, придавали взгляду особенную прелесть.

Младшему – Шарлю, было двадцать два года. Почти такого же роста, как брат, он был тоже хорошо сложен и чертами лица напоминал брата. Но глаза у него были голубые, волосы – настолько светлые, что ресницы казались почти белыми. Маленький рот оттенялся шелковистыми усами.

Сначала они шли молча, и только на бульваре Госпиталя Винсент сказал Шарлю:

– Мы сегодня же начнем исполнение воли нашего отца. Я еще не знаю, какие средства мы употребим – поговорим об этом, когда будем спокойнее, но мне кажется, что, прежде всего мы должны договориться вот о чем: воля нашего отца должна остаться в тайне. Кроме нас никто не должен знать данного приказания. Будем делать вид, что покорились совершившемуся.

– Совершенно с тобой согласен.

– Благодаря такому образу действий истинный виновник будет жить спокойно, и мы легче достигнем нашей цели, воспользовавшись его уверенностью в безнаказанности. Но это решение должно касаться всех, даже нашей сестры. Мы одни должны знать, что отец оставил завещание.

– Да, брат.

– Я говорю тебе об этом для того, чтобы ты не проговорился у Берри.

Это были единственные слова, которыми они обменялись за всю дорогу.

После получасовой ходьбы братья пришли на улицу Барбетт в Маре.

Там они подошли к дому, стоящему в середине улицы, и постучались.

Им отворил молодой человек. Увидев их, он отступил назад, пораженный, и срывающимся голосом спросил:

– Почему вы пришли так рано?

– Мы пришли оттуда.

– Оттуда?.. Откуда?

Винсент сделал над собой усилие и глухим голосом проговорил:

– Это было сегодня утром. Мы пришли с казни.

– Все кончено?

Братья молча опустили головы. Открывший им дверь молодой человек закрыл лицо руками, словно желая прогнать зрелище, которое при их словах представилось его глазам.

– О, Боже мой! Боже мой!

Несколько минут продолжалось молчание, нарушаемое только рыданиями детей Корнеля Лебрена и вздохами того, к кому они пришли. Наконец, овладев собой, Винсент поднял голову, вытер слезы и, взяв молодого человека за руку, сказал ему:

– Андре, наш отец умер, и в настоящую минуту я глава семейства. Справедливо или нет – общество удовлетворено. Оно отомстило, наказывая нас. Первая обязанность, которую я должен исполнить – это заменить того, кого у нас отняли, и для этого я пришел к тебе.

Тот, кого звали Андре, весь погруженный в ужасные мысли о казни, едва ли слышал, что говорил ему Винсент.

Он качал головой, повторяя:

– Все кончено! Его казнили!

– Андре, – сказал Винсент, – не будем больше о нем говорить, а то нам не хватит мужества исполнить свой долг. Мы пришли поговорить с тобой о серьезных вещах.

– О серьезных вещах… – повторил молодой человек, поднимая голову.

Затем он пододвинул к камину два кресла, жестом приглашая братьев садиться, и, стоя перед ними, произнес:

– Теперь, друзья мои, я слушаю вас.

Винсент задумался на несколько минут, затем поднял голову и, пристально взглянув на Андре, сказал:

– Андре, прежде чем я продолжу, ты должен поклясться мне, что ответишь откровенно на мой вопрос. Поклянись!

– Клянусь тебе, что я скажу истину, – отозвался Андре, стараясь по лицу своего друга угадать, что он может у него спросить.