Синтия Хэррод-Иглз - Князек

В запальчивости она не заметила, что все умолкли. Джеймс коснулся ее руки, предостерегая, и сменил тему.

– Следующая церемония будет в моей школе. Надеюсь, могу рассчитывать на твое присутствие на освящении, Пол?

– Разумеется. А когда она состоится?

– В октябре, в день Святого Эдуарда. Мы назовем школу именем Святого Эдуарда.

– А не «школой Чэпема»? – с улыбкой спросил Пол. – Я подумал, что ты захочешь увековечить так свое имя.

– Достойной наградой мне будет польза, которую принесет школа, – ответил Джеймс. Последние несколько лет его особенно занимала благотворительность. – Я предусмотрел двенадцать мест для детей бедноты – а позже, возможно, и больше, если смогу заинтересовать этой идеей других. Александр посещает школу со дня открытия, и я надеюсь, что ты поддержишь мои начинания, отправив в нее своих детей. Что ты на это скажешь?

Пол снисходительно улыбнулся:

– Я не знаю, Джеймс... В обычаях у Морлэндов давать детям домашнее образование...

– Ну пообещай мне хотя бы маленького Пола и Мэри! – настаивал Джеймс. – Ну же, Пол, в этом ты не сможешь мне отказать – после того, как я помог тебе с перестройкой часовни! А потом мы подумаем и о больнице —нельзя забывать и о нищих, и о бродягах, особенно о женщинах с малолетними детьми. Не могу смотреть, когда они лежат на обочинах в своих лохмотьях...

– Не все сразу, Джеймс! – воскликнул, защищаясь, Пол. – Я отошлю маленького Пола в твою школу, но со всем остальным придется обождать. Часовня стоила мне куда больше, нежели я предполагал, а на больницу потребуются средства, которыми я в данный момент не располагаю.

Джеймс кивнул:

– Очень хорошо, я подожду. Но ни о чем не забуду.

Королева скончалась в ноябре.

– Она до последнего момента верила, – говорила Нанетта, – что в ее чреве растет ребенок.

Елизавета подняла от шитья полные горя глаза. Нанетта в сопровождении Мэри и Одри была приглашена к ней в усадьбу Морлэнд. Елизавета недавно разрешилась еще одним сыном – светловолосым малышом, которого нарекли Артуром. Сейчас он лежал на подушечке у ее ног. Елизавета выглядела усталой и бледной после недавних родов, а черное испанское платье (такие носили все дамы высшего света) еще больше подчеркивало ее бледность.

– Несчастная женщина, – промолвила она, взглянув на младенца, – тяжело выносить дитя, но еще тяжелее тщетно желать его...

Нанетта кивнула:

– Не могу забыть ее в молодости, до того, как она была лишена наследства. Такая прелестная молодая женщина, обожала танцевать и петь... Король Генри специально просил ее танцевать перед иностранными посланниками. Он обожал ее – несмотря на то, что она родилась девочкой...

Кэтрин, сестра Нанетты, приехавшая из усадьбы Баттсов в Лендале с первым визитом, сказала жестко:

– Когда я думаю о покойной королеве, я вспоминаю вопли несчастных христиан, которых она заживо сожгла, – и радуюсь, что ее постигла кара Господня...

– Она сделала это ради спасения их душ, а не для собственного удовольствия, Кэтрин!

– Для того чтобы доставить удовольствие мужу... – начала было Кэтрин, но Елизавета нежно вмешалась:

– Тетя Нэн, ведь не думаете же вы в самом деле, что сжигать людей – это правильно? Вы ведь не верите в то, что так можно спасти их души?

– Не знаю, – отозвалась Нанетта. – Королева верила в это всем сердцем.

– Но если это правда, то ты должна желать мне подобной смерти, – ответила Елизавета очень тихо. Она устремила взгляд на Нанетту.

– И мне, – прибавила Кэтрин. Баттсы по натуре были куда более реформистами, нежели Морлэнды, и муж Кэтрин склонял ее к протестантизму, а она была куда послушнее, чем того хотелось бы Нанетте.

– Кстати, – вступила в разговор Мэри Сеймур с проницательностью, неожиданной для столь юного существа, – а что же твой дорогой учитель Крэнмер?

Глаза Нанетты наполнились слезами. Смерть ее духовника и исповедника, милейшего Тома Крэнмера была для Нанетты тяжелым ударом. Смерть эта казалась такой дикой, в этом была какая-то злая ирония – ведь он пережил царствования короля Генриха, короля Эдуарда, и почти все время правления королевы Марии. Если бы он дожил до воцарения Елизаветы, он удостоился бы великих Почестей!

– Бедный Том! – сказала она. – Разумеется, я не хотела бы, чтобы ты сгорел! Думаю, пора нам оставить этот разговор – пусть Господь рассудит. Я не верю в то, что он желает, чтобы мы терзали и убивали друг друга – какие бы на то ни были причины. Нам не дано читать в людских душах...

– А королева Мария считала, что владеет этим даром, – заметила Кэтрин. – И несомненно, что новая владычица, Елизавета, посчитает это своим прямым долгом. Ну, мы-то еще в безопасности – а ты, Нэн? Что будет с тобой, если она обнаружит, что ты тайная папистка?

Нанетта удивленно воззрилась на сестру – в ее голосе отчетливо слышалась злость, что шокировало и привело в смятение Нанетту. Она знала, что дом Баттсов – это место встреч наиболее ярых протестантов Йорка, но не думала, что ее родная сестра подхватила эту заразу. Прежде чем она обдумала ответ, Елизавета заговорила снова.

– С тетей Нэн ничего дурного не случится. Принцесса никогда не причинит ей зла. Ведь правда, тетя? Ты же была подругой ее матери и знала ее еще ребенком!

Нанетта обменялась быстрым взглядом со служанкой – обе они помнили те годы, когда Нанетта была компаньонкой приемной матери принцессы, королевы Кэтрин Парр, в семье которой жила принцесса, – и бурный разрыв этих отношений.

– Принцесса вспомнит это, я уверена. У нее всегда было благородное и благодарное сердце, – спокойно ответила она. – Елизавета, дитя мое, у тебя спуталась нитка. Если ты будешь так дергать ее, никогда не распутаешь. Дай-ка мне...

Елизавета с таким облегчением выпустила из рук работу, что Нанетта невольно улыбнулась.

– Ты ведь не любишь шить, правда? Почитай-ка нам вслух, а Одри все закончит. Там осталось совсем чуть-чуть...

– Я устала, – ответила Елизавета. – Ах, как трудно быть женщиной! Я замужем вот уже четырнадцать лет, и была уже десять раз беременна. Я люблю детей, но все же мне кажется, что мир несправедливо устроен. Мужчинам – все удовольствия, женщинам – вся боль...

Кэтрин была ошеломлена:

– Да ты благодарна должна быть, что все твои дети выжили! – сказала она жестко. – А вот у меня Бог отнял всех, кроме двоих. Благодари Господа за щедрый дар, а не гневи его, жалуясь на боль!

Нанетта попыталась отвлечь Кэтрин: – Я всегда говорила, что вредно жить в городе – это ли не доказательство? Посмотри, все малютки Елизаветы выжили, а у тебя…

– О, я знаю об этой твоей блажи, сестрица, – вдруг улыбнувшись, ответила Кэтрин. – И поэтому ты живешь, словно жена какого-нибудь йомена, в своем захолустном Уотермилле вместо того, чтобы наслаждаться всеми удобствами в Лендале. Думаю, и Александра ты не пускаешь дальше Эккомба, и не позволяешь ему водиться с городской детворой. Ты ведь боишься, что он подхватит какую-нибудь болезнь?