Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа

Сержант был одним из трёх уроженцев Ирландии, которых знал Шарп в армии Веллингтона. Патрик Харпер был здоровяком: почти два метра мускулов и самодовольства. Из-за голода он оставил родной Донегол и подался в армию. Он много лет не видел свою Родину, но это не мешало Харперу свято хранить память о ней, чтить её язык и религию и люто гордиться древними героями-воинами. Он сражался не за Англию, ещё меньше — за Южно-Эссекский. Бился он за себя и за Шарпа. Шарп был его офицером, товарищем-стрелком и другом, насколько капитан и сержант могут быть друзьями. Патрик гордился тем, что он — солдат, пусть даже солдат враждебной Ирландии армии. Когда-нибудь наступит время, и он будет сражаться за свободу своей страны, но пока очаги сопротивления безжалостно растоптаны, Ирландия разорена, а, значит, надо учиться драться и ждать. В данный момент сержант был в Испании, и его работой было вдохновлять, держать в узде, юморить и льстить Лёгкой роте Южно-Эссекского полка. И с этим он справлялся блестяще.

Шарп кивком указал на импровизированный матрас:

— Должно быть, в нём полным-полно блох.

— Полным-полно, сэр! — Харпер сиял, — Да вот беда, на мне для новых уже места нет!

Вши и блохи сжирали армию заживо. К ним привыкли. Завтра, думал Шарп, в тепле и уюте Сьюдад-Родриго, они снимут форму, выкурят паразитов и пройдутся горячим железом по швам, выжигая гнид. Но это будет завтра.

— Где лейтенант?

— Болен, сэр.

— Опять надрался?

Харпер насупился:

— Это не моё дело, сэр…

Слова Харпера окончательно утвердили Шарпа в его подозрениях.

Лейтенант Гарольд Прайс в роте был новичком. Когда карточные долги и эпидемия нежелательных беременностей среди местных девок переполнили чашу терпения его папаши, набожного судостроителя из Гемпшира, тот здраво рассудил, что такому сокровищу самое место в армии. Он купил отпрыску патент прапорщика и был рад спустя четыре года выложить ещё пятьсот пятьдесят фунтов стерлингов за чин лейтенанта. Счастье любящего отца было тем полней, что вакансия нашлась лишь в Южно-Эссекском, в далёкой от Гемпшира Испании.

Шарп светлых чувств Прайса-старшего не разделял. Увидев нового лейтенанта, он впервые пожалел об уходе его предшественника, Роберта Ноулза, купившего чин капитана в фузилёрном полку. Шарп как-то поинтересовался у Прайса: почему он, сын судостроителя, не поступил во флот?

— Морская болезнь, сэр. Я не мог бы стоять прямо.

— У вас и на суше-то это выходит плохо.

Несколько мгновений Прайс соображал, затем его круглое дружелюбное лицо расплылось в улыбке:

— Хорошо сказано, сэр. Смешно. Но всё же, сэр, если вы меня понимаете, суша — это земля, незыблемая твердь. Если и свалишься, будь уверен, виной тому выпивка, а не чёртов корабль!

На Гарольда Прайса невозможно было долго сердиться. Парень он был неплохой и по-своему честный, но грехам пьянства и разврата предавался с жаром, заставлявшим стрелков Шарпа, которым он, в общем, нравился, искренне предполагать, что в этом мире он долго не задержится. Если его не убьёт французская пуля, то это сделает спиртное, ртутные соли, принимаемые им от сифилиса, ревнивый муж, или он, по версии восхищённого Харпера, «страхается в пыль».

Огромный ирландец указал на дно траншеи:

— Там он, сэр.

Прайс широко улыбнулся всем присутствующим, поморщившись, когда очередное ядро пролетело над их головами в сторону города, и уставился на Харпера:

— На чём это вы сидите, сержант?

— Тюк с сеном, сэр.

— Боже мой! Их должны выдавать каждый день. Могу ли я позаимствовать его у вас?

— Окажите честь, сэр! — Харпер встал.

Лейтенант свалился на мешок и закряхтел от удовольствия:

— Разбудите, когда глория[3] ко мне воззовёт…

— Да, сэр! Осмелюсь уточнить, которая Глория? Маркитантка?

— Ирландский остряк, упаси Господи! — Прайс закрыл глаза.

Небо потемнело, тучи приобрели зловещий оттенок. Шарп выдвинул свой палаш из ножен на несколько сантиметров, попробовал остроту заточки и вернул оружие на место. Офицерам Лёгкой роты полагалась кавалерийская сабля, но Шарпу не нравилось тонкое изогнутое лезвие. Другое дело, палаш с тяжёлым, хорошо сбалансированным, прямым клинком, который стрелок заботливо точил перед каждой схваткой. Девяносто сантиметров отличной стали — увесистая ноша, но рост и сила позволяли Шарпу управляться с ним достаточно непринуждённо. Палаш давал ему ощущение того, что он рождён быть солдатом.

Харпер видел, как капитан пробует лезвие пальцем:

— Не терпится пустить в ход, сэр?

— Едва ли нам сегодня что-то перепадёт.

Харпер пожал плечами:

— Всегда есть надежда.

Сержант принялся заряжать диковинное семиствольное ружьё. Оружейник Генри Нок изготовил шестьсот таких ружей для Королевского Флота. Все семь стволов могли грянуть разом, швыряя в противника смертельный рой пуль, но сильнейшая отдача превращала плечо стреляющего в кусок мяса, и новинку предпочли списать. Незадачливый изобретатель, несомненно, получил бы уйму удовольствия, доведись ему увидеть, как бережно и скрупулёзно огромный ирландец (один из немногих людей, достаточно могучих, чтоб пользоваться семистволкой) заряжает каждый полуметровый ствол. Харперу нравилось это ружьё по той же причине, по которой Шарпу нравился его палаш.

Шарп поправил шинель и выглянул из-за бруствера. Перед ним полого поднимался передний край гласиса. Гласис был продолжением холма, на котором стоял Сьюдад-Родриго. Он скрывал от Шарпа стену, но местоположение бреши было легко определить по чернеющим на снегу кляксам недолётов. Гласис не был предназначен для того, чтобы останавливать пехоту. Этот земляной вал отклонял ядра осаждающих при прямом обстреле стен. Из-за него Веллингтону пришлось перед началом осады захватить французские форты на окрестных высотах и поставить пушки там. Оттуда они могли вести огонь сверху вниз. За валом имелся облицованный камнем ров, далее — современная стена, надстроенная поверх старой средневековой.

Девять лет минуло с тех пор, как Шарп участвовал в осаде, но он хорошо помнил свирепость индийцев в лабиринтах рвов и стен Гавилгура. Раскусить орешек Сьюдад-Родриго будет сложнее, но не потому, что французы храбрее индийцев, а потому, что его оборона (как и оборона Бадахоса) выстроена по всем правилам инженерного искусства. Равелины, бастионы, эскарпы, скрытые огневые точки, — всё математически просчитано и точно выверено. Одолеть эту квинтэссенцию холодного разума могли только боль, гнев и отчаяние. Но страсти не утихают быстро. Если штурм затянется, солдаты будут неуправляемы на улицах города. По старому солдатскому обычаю, город, взятие которого стоит крови, законная добыча армии. Жители Сьюдад-Родриго могли уповать лишь на краткость схватки.