Станислав Пономарев - Гроза над Русью

А к городу со всех сторон стекались всадники сторожевых застав. Воеводе докладывали:

— Козары валом прут. Передом три тысячи с князем их Казараном. За ним в одном конном переходе три тумена[11] с самим хакан-беком. А еще один тумен на Чернигов-град поворотил. Только сказывают, князь Казаран попался в тенета нашим удальцам. Так ли, воевода?

Слуд утвердительно кивал седой головой и расспрашивал дозорных о подробностях:

— Как оружна передняя рать козарская?

— Сам хакан-бек Урак обозом великим идет с кибитками, шатрами и верблюдами. Пылища-а, ажио все небо застило. А чело[12] легко оружно, скачет на быстрых конях. Видать, норовят козары сторожи наши пошарпать. Легко бегут. Часом тут будут.

Со стороны Русского моря[13] тоже мчались дозоры, докладывали:

— Печенеги бегут правым берегом Непры-реки[14]. Полонянники сказывали: две орды Илдея да Кури числом до двух туменов мыслят лодии купецкие у Киев-града перехватить.

Передовые русские заставы далеко в степи первыми встречали врага, схватывались с ним в коротких сечах. Многие падали порубленными на степной ковыль, поливая кровью свою родную землю, смертию упреждая веси и города русские о нежданной грозе.

Если какая сторожа поздно замечала хитрого кочевника, то ложилась вся средь курганов. Мертвые сжимали окостеневшими руками мечи и секиры, и, чтобы взять их, враги рубили пальцы павших богатырей. Иначе было не вырвать.

Воевода Слуд скоро сорок лет, как встречает зарю в боевом седле. Много повидал он битв на своем веку: рубился под стягом князя Игоря с хазарами, вместе с ним принуждал к дани гордую и коварную Романию[15]; окованным в железо плечом подпирал великокняжеский стол мстительной и мудрой Ольги; ходил жечь печенежские станы в передовых полках юного и грозного Святослава.

Был воевода спокоен и невозмутим, когда подлетали к нему на горячих конях вестники беды с окраин Дикого поля. Ровным глуховатым голосом отдавал он краткие распоряжения, и тут же от свиты отделялся стремительный наездник, чтобы вмиг исполнить приказание.

Весть о том, что передовая орда хазар состоит всего из трех-четырех тысяч легких комонников, а основные силы придут к Переяславу не раньше чем через сутки после нее, заставила старого воина улыбнуться в душе, а хитрый и опытный ум полководца тут же стал составлять план обороны города.

— Жизнемир! — позвал воевода своего сына, тридцатилетнего русого молодца — косая сажень в плечах, — тысяцкого тяжеловооруженной дружины.

Когда тот подъехал, Слуд вполголоса объяснил ему свой план:

— Чело воинства козарского надобно разгромить. Возьми дружину и...

Вскоре через южные ворота к Трубежу ровным строем спустились четыре сотни пеших ратников в тяжелых бронях, с громадными копьями и щитами почти в рост человека. Гриди погрузились в ладьи, вывесили щиты на бортах и, дружно все враз вспенивая воду сотнями весел, устремились вниз по течению, к Днепру.

Одновременно из северных ворот показался конный отряд. Грузной рысью двинулись в сторону Киева могучие кони. В седлах невозмутимо и грозно сидели закованные в железо воины. В правое стремя каждого упиралось древко копья с тяжелым ромбовидным наконечником, к седлу приторочен мощный лук, рядом с которым висела окованная железом булава или широкий боевой топор. На кожаном поясе каждого витязя слева пристегнут двуручный меч.

Земля гудела под копытами богатырских коней.

Впереди всех, рядом с Жизнемиром, возвышался всадник-великан без шлема и щита. Он подбрасывал и ловил огромную булаву.

— Хватит баловаться, Икмор, — хмуро заметил тысяцкий. — Не до того теперь... — И хлестнул коня плетью.

Отряд перешел на крупную рысь...

В трех верстах от города ладьи вошли в узкий пролив, скрытый от любопытных глаз зарослями лещины. Ратники сошли на берег и, тихо ступая, двинулись по глубокой балке в обход Переяслава.

Вскоре конный отряд Жизнемира и пешие дружинники соединились на опушке леса в двух верстах от крепости. Справа под обрывистым берегом журчала речка Воинка — приток Трубежа. Жизнемир собрал сотских.

— Воевода мыслит, што козары в передовой орде не всю силу кажут. По хитрости своей они запасную дружину тож мают, — излагал тысяцкий. — Надобно нам принудить ворога всю орду показать. Доглядчики козарские во граде и селищах ведают об уходе нашем к Киев-граду, но веры полной не дают и глаз свой за нами спослали, да не един. Посему яз два десятка гридей со всеми конями нашими и чучелами в седлах далее спослал. Пускай ворог мыслит, што ушли мы. К битве вой коней пригонят иным путем, догляда вражьего за нами тогда уж не будет...

— Исполать тебе![16] — одобрили сотские. — Хитро измыслил!

— Далее, — продолжал Жизнемир, — всякий схорон ратный птица полетом своим выдает...

Все невольно посмотрели вверх, но небо над ними было пустым. Стаи птиц, обычные над скоплением людей в лесу, на этот раз над ними не кружились.

Тысяцкий усмехнулся.

— Спослал яз десяток отроков на токовище Перуново рассыпать вкруг идолов чувалы овса да проса. Птица зерно чует, а сесть для клевания стережется, вот и гомонитстаей. Пускай козары там, на токовище Перуновом, за пять поприщ[17] от нас ищут воев засадных.

— Да-а, ловко!

— В гнездо ястреб;! зозуля[18] яйца не положит!

— Куда ворону супротив кречета!

— Вдарим же мы по ворогу, как час наш настанет, — прервал восхваления Жизнемир. — Подождем, когда воевода огнем подаст нам знамено к битве...

На вершины самых высоких деревьев забрались дозорные. Город Переяслав с валами и стенами, реки Трубеж, Альта и Воинка, огромный пустырь — Воинов ток — все виделось отсюда как на ладони. Сам Жизнемир, сидя верхом на суке дуба, обозревал из-под рукавицы степную даль.

Со стороны Дикого поля над ковыльными волнами в безоблачном небе встала вдруг темная пелена. С каждым мгновением она разбухала вширь, и вскоре под ней можно было разглядеть черную мерцающую полоску...

А над пеленой, опережая ее на версту, заполонила небо туча черного воронья. Хазары идут!

Надвигается степная гроза. Спешит беда великая на Русскую землю!

На вечевой площади Переяслава кипело людское море. Била на столбах продолжали гудеть. Четверо простоволосых мужиков размеренно ударяли палицами-колотушками по полым бревнам, подвешенным к единой перекладине. На самой высокой сторожевой башне полыхал черным дымом костер. Ему вторили дымы на курганах и башнях острогов, посылая грозную весть по городам и селищам Русской земли.