Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Капитан, как известно, любил Елену, но его любовь внушала молодой женщине только глубокое отвращение к этому человеку, потому что она инстинктивно угадывала его фальшивую извращенную натуру.

Много раз после своего замужества она пыталась открыть глаза своему мужу Арману де Кергацу на его дружбу с итальянцем, но, к несчастью, полковник питал к нему слепую, непоколебимую привязанность.

Увидев капитана, графиня вскрикнула, предчувствуя несчастье. Фелипоне медленно подошел к ней, взял ее обе руки в свои и сказал, утирая лицемерные слезы:

– Господь прогневался на нас, графиня: он отнял у вас мужа, а у меня друга. Будем же вместе оплакивать его…

Только спустя несколько дней вдова узнала о завещании своего мужа, в котором он, безумец, умолял ее выйти за своего убийцу и дать в лице его своему ребенку второго отца.

Но отвращение графини к Фелипоне было так сильно, что она возмутилась и ответила ему отказом.

Итальянец был сговорчив и терпелив: казалось, его самого удивила воля покойного друга. Он считал себя недостойным занять его место и просил только, как милости, позволить ему быть простым покровителем, преданным другом несчастной вдовы и опекуном сироты-малютки.

В продолжение трех лет этот человек так хорошо играл свою роль, выказал так много привязанности, доброты, преданности и самоотвержения, что, наконец, обезоружил графиню. Она стала думать, что ошибалась, составив себе о нем такое дурное мнение.

Затем настали неприятные последствия времен Империи. Графиня де Кергац по своему рождению была незнатного происхождения, но она была вдовой офицера, служившего в армии Наполеона, и вследствие этого подверглась некоторому преследованию; тут она больше, чем когда-нибудь, поняла ужасное одиночество вдовы, обязанной жить для своего сына.

Фелипоне занимал при дворе хорошее положение и мог быть полезен в будущем для сироты.

Это обстоятельство повлияло на графиню в пользу итальянца: она уступила, наконец, его настояниям и согласилась выйти за него замуж.

Но странное дело! Как только связала она свою жизнь с этим человеком, прежнее отвращение, внушаемое им и которое ему удалось изгладить, вспыхнуло в сердце графини с новой силой. Фелипоне же, достигнув своей цели, счел лишним продолжать играть роль терпеливого лицемера. Его извращенная натура, злой и мстительный характер приняли незаметно свой настоящий вид, и он, казалось, хотел отомстить Елене за ее прежнее пренебрежение.

Тогда для бедной женщины началась одинокая жизнь, полная скрытых страданий, причиняемых ей тиранией мужа. Фелипоне улыбался Елене при людях и был ее палачом наедине. Негодяй изобретал необычные мученья для этой благородной женщины, имевшей несчастье поверить ему.

Его ревнивая ненависть распространялась даже на ребенка, напоминавшего ему первого мужа графини; и когда она снова готовилась стать матерью, в голове итальянца созрел такой гнусный расчет: «Если маленький Арман умрет, мой ребенок наследует огромное состояние, а четырехлетнему ребенку так легко умереть…»

Граф Фелипоне приехал в Керлован, обдумывая этот план.

Итак, графиня жила в Керловане в полном уединении, посвящая все свои заботы сыну, а граф вел разгульную жизнь.

Однажды вечером, в конце мая, она оставила маленького Армана играть на площадке замка и, чувствуя потребность своей страждущей души – почерпнуть в молитве новые силы, ушла в свою комнату и опустилась на колени перед большим распятием из слоновой кости, висевшим над изголовьем ее кровати.

Наступила уже мрачная и туманная ночь, а она все еще молилась. Был сильный морской ветер, и бушевавшие волны с шумом ударялись о берег. Графиня вспомнила про сына. И под влиянием какого-то зловещего предчувствия уже выходила из комнаты, чтобы позвать ребенка, как к ней вошел муж.

Фелипоне был в охотничьем платье, в сапогах со шпорами. Он провел весь день в соседнем лесу и, казалось, только что вернулся.

При виде его графиня почувствовала, что сердце ее сжалось еще сильнее от смутного страха.

– Где Арман? – спросила она его с живостью.

– Я только что хотел спросить вас об этом, – сказал граф. – Меня удивляет, что он не с вами.

Графиня вздохнула при звуках этого лицемерного голоса, и страх ее усилился еще больше.

– Арман! Арман! – звала графиня, отворив окно, выходившее на площадку.

Ребенок не откликался.

– Арман! Мой милый Арман, – повторяла мать с тоской.

То же молчание.

Стоявшая на столе лампа освещала очень слабо большую комнату, в которой оставили старую обивку стен и почерневшего дуба мебель. Тем не менее графине показалось при свете, упавшем на лицо итальянца, что оно покрыто смертельной бледностью.

– Мой сын! – повторяла она с мучительной тоской. – Что вы сделали с моим сыном?

– Я? – ответил граф с легкой дрожью в голосе, не ускользнувшей от встревоженной матери. – Я даже не видел вашего сына! Я только сию минуту сошел с лошади.

Последние слова итальянец произнес уже своим обыкновенным голосом и совершенно спокойно.

Тем не менее графиня, волнуемая зловещими мыслями, выбежала из комнаты, крича: «Арман! Арман! Где Арман?»

Граф Фелипоне вернулся с охоты и сошел с лошади на дворе Керлована минут двадцать тому назад.

Прислуга замка состояла из десяти человек, в числе которых был один берейтор и два псаря. Трое последних жили на дворе, занимаясь конюшнями и псарней, остальные были рассеяны по замку.

Поэтому граф поднялся по главной лестнице, никого не встретив, и вошел в длинную галерею, окружавшую весь первый этаж, из которого был вход в комнаты и выход на площадку.

Площадка эта была любимым местом прогулки итальянца. Он приходил сюда обыкновенно после завтрака или обеда выкурить сигару и взглянуть на море.

Стеклянная дверь, ведущая на площадку, была отворена. Фелипоне машинально вошел в нее.

Было уже почти темно. На горизонте виднелся еще последний отблеск сумерек, отделявший волны океана от облаков. Шум моря, плескавшегося о подножье утеса, доносился до площадки глухим рокотом.

Сделав несколько шагов, граф споткнулся. Под ноги ему попал какой-то предмет, издавший при этом прикосновении глухой звук. Это была деревянная лошадка, с которой играл ребенок. Пройдя еще немного, он увидел при замирающем вечернем свете ребенка, сидевшего неподвижно в уголке перил площадки.

Арману надоело играть с лошадкой. Он сел на минуту отдохнуть, но вскоре им овладел внезапный детский сон, и теперь он крепко спал. Увидев ребенка, граф остановился как вкопанный.

Он целый день охотился, а одиночество дурной советник для тех, кого мучают преступные мысли.