Сергей Городников - Золотая роза с красным рубином

На исходе третьей недели достигли Нижнего Новгорода. Посольские струги задержались до утра, а утром присоединились к другому каравану судов, с ним повернули в устье Оки. Лес непроходимыми чащами теснился по берегам, которые стали много ближе, чем на Волге. Чудилось, подозрительный к чужакам, он своеобразной бессменной стражей охранял подступы к сердцу таинственного государства, к которому возможно продвигаться только этой рекой. Сначала чащи угнетали Удачу, приученного к просторам в горах, в степях, где было много пространства для взора, заставляли быть настороже. Потом он привык и к ним и вновь расслабился, стал воспринимать окружающий мир, как особое проявление действительности вселенной. Отзвуки дальней охоты порой доносились до реки, слух беспокоили собачий лай гона зверья, призывы рожков, но они представлялись только порождением чар, которые призваны тревожить воображение. Даже оставляемые позади прибрежные деревни, поселения, городки казались окутанными этими чарами, настороженными, а вечерами населёнными колдунами и ведьмами, а не людьми.

В Коломне сменили кормчих и опять свернули в устье реки. Снова окружающие места изменились, как будто наконец удалось преодолеть кольцо невидимых оборонительных сооружений, в которых оружием и крепостями были не сталь и каменные стены, а ведовство. Чаще попадались широкие поля и крупные селения, частыми стали встречи с рыбачьими лодками, челнами, с торговыми судами. Удаче дышалось легче, в самом воздухе носилось ощущение, что караван приближается к очень большому городу с множеством забот и противоборствующих интересов. И утомление от продолжительного отдыха неодолимо влекло к этому городу, чтобы найти в нём применение своим способностям, окунуться с головой в новые тревоги и опасности.

Задорные переливы трелей охотничьих рожков прозвучали за опушкой луга, которая открылась обзору с реки по правую сторону от каравана. Поощряемый ими дружный лай своры ошалелых и запалённых гончих выгнал из тёмных лесных зарослей к свету опушки измотанного преследователями лося. Собаки не успели отсечь его от берега, он отчаянно устремился к нему, с разбега кинулся в воду. Взбивая гладь водной поверхности ногами и мускулистой грудью, покрывая её рябью, храпя и отфыркиваясь, дико косясь на приближающийся головной корабль многих судов, он из последних сил поплыл к другому берегу. Гончие собаки ватагой остановились у реки, продолжали слать ему вслед неистовый и разочарованный лай, так бранились и ругали собственную незадачливость и оправдывались перед невидимыми хозяевами.

На их лай из объятий леса шумно вырвались молодые всадники, все в богатых охотничьих одеяниях. А за ними показались несколько верховых стрельцов в ярко-красных кафтанах, с обшитыми беличьим мехом отворотами шапок. Всадники были возбуждены погоней, и среди них выделялась единственная девушка, она была в синем бархатном платье с перехваченными серебристой лентой густыми тёмными волосами. Оказавшийся ближе других к речному прибрежью всадник легко вскинул ружьё, целя вдогонку лосю, однако стрелять не стал, опустил ружьё и жизнерадостно расхохотался, как могут хохотать только чистосердечные люди и только в ранней молодости.

– Никак сам царь? – пробормотал кормчий у рулевого бруса на корме струга, не заметив за спиной Кулымбека, который поднимался на кормовое возвышение.

– Царь? – наблюдая охоту, Кулымбек сузил глаза, быстро всмотрелся во всадника.

Среднего роста, белолицый и стройный, тот держался в седле прямо и крепко. Грива породистого аргамака с белым пятном на лбу была похожей на его тёмные, закрывающие уши каштановые волосы. Такого же цвета, как у девушки платье, был его атласный кафтан, но расшитый золотыми узорами. Он производил впечатление здорового и полного сил дружелюбного молодого человека, который осознаёт своё значение, но избегает отягощать этим окружающих.

– А девушка с ним? Его невеста? – чуть заметно кивнул на красивую наездницу Кулымбек, обращаясь к кормчему. – Кто она?

Кормчий сплюнул в волнение за кормой, ничего не ответил. Шахский посол показал ему золотую монету.

– Марья Милославская, – неохотно отозвался кормчий. Но монету взял, спрятал в пояс и продолжил: – Отца её, боярина, народ очень недолюбливает. Хуже нет, когда из бедного рода да в царские зятья. И сам он, и родственники – воры отменные. Не нравится народу эта женитьба. Придётся царю покрывать тестя. – Он понижал голос по мере приближения к тому участку берега, где столпились всадники. – Да любовь-то зла, полюбишь и козла. Вон, любимая забава царя, охота. Так он и на охоте с ней не хочет расстаться.

Всадники посматривали на их корабль и тоже что-то обсуждали.

– Эй! – сложив ладони у рта, гортанно крикнул им серьёзный молодой вельможа, немногим старше царя. – Чей корабль?

– Посла великого шаха Персии Аббаса Второго! – всей грудью закричал в ответ сам Кулымбек, предположив из полученных в Астрахани словесных описаний, что это один из близких друзей царя, его постельничий Фёдор Ртищев.

По знаку царя несколько выстрелов потревожили окрестности, над стволами направленных в воздух ружей стрельцов вздулись и стали подниматься облачка белесого дыма.

– Остановиться велят, – с возрастающим беспокойством объявил кормчий Кулымбеку.

Тот поспешно взмахнул рукой надсмотрщику за гребцами, и угрюмый верзила жестом остановил барабанщика. Все вёсла на трёх стругах нырнули в воду, разом замедлили скорость хода судов, которые стали отставать от каравана. Управляющие парусами корабельщики провернули их вкруг мачт, и паруса на стругах посла обвисли, как тряпки. Кулымбек в сопровождении верного слуги и с четырьмя гребцами спустился в отвязанный от кормы лёгкий чёлн, и вскоре чёлн уткнулся носом в прибрежный ил. В ожидании посла, молодые охотники спешились, а при пешем торопливом приближении Кулымбека прервали оживлённый разговор. Кулымбек не посмел подойти ближе пяти шагов, прижал ладони к груди и низко поклонился.

– Я посол шаха Аббаса Второго, – представился он и позволил себе выпрямиться.

Умные карие глаза царя, в глубине которых угадывалась склонность к добродушной шутке, разглядывали его со странным, нескрываемо неодобрительным любопытством.

– Как здоровье моего брата, шаха Аббаса? – спросил он чистым и ясным голосом.

– Его здоровью завидуют враги. Чего он желает и Вашему царскому Величеству, – живо отозвался Кулымбек, обеспокоенный тем, что царь что-то недоговаривает и это что-то имеет отношение лично к нему.

– До нас дошли известия, – голос царя стал холодным и строгим, – что посол шаха потерял один из его свадебных подарков нам.