Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 2

Арман почувствовал себя вполне счастливым. Могла ли она красноречивее признаться, что любит его? Он прижал руку к сердцу.

— Мне кажется, — проговорил он, — что я умру от счастья.

— Кто знает? — промолвила она с грустью, не отнимая от него своей руки. — Кто знает, друг мой, не лучше было бы для вас умереть в эту минуту, чем продолжать меня любить?

— Но, любить вас, — вскричал он в восторге, — разве это не есть бесконечное блаженство?

Она попробовала улыбнуться и сказала:

— Нет, это не счастье, нет, те, кто меня любит, далеко не счастливы… вы не знаете, какое я странное существо… я поступала честно, избегая ваших преследований, борясь с собою.

— Нет вы не правы, — прошептал Арман. — Я так счастлив, что не хочу даже райского блаженства.

— Выслушайте меня, — сказала вдруг совершенно спокойно незнакомка, — выслушайте меня, я объясню вам свою мысль. Вы меня любите… я это вижу… чувствую… сомневаться в этом было бы безумием, но вы не знаете, кого вы любите…

— О, я знаю, — страстно прервал юноша, — что вы добры, что вы прекраснее всех в мире… а до остального мне нет дела!..

— Но вы не знаете, что мне на долю выпала беспокойная жизнь, что надо мною тяготеет долг, таинственный и мрачный. Вы не знаете, мой друг, что в один прекрасный день, быть может, даже завтра, священная обязанность призовет меня на другой конец света.

— Я последую за вами.

Арман дал это рыцарское обещание со страстным увлечением, которое вызвало улыбку на устах его собеседницы.

— Положим! — согласилась она, — что вы могли бы последовать за мной, но вы никогда не узнаете тайны моей души и только будете знать внешнюю сторону моей жизни. В глубине моей души хранится тайна, в которую лишь один Бог может проникнуть.

— Храните эту тайну, я не хочу даже знать вашего имени.

— Ах, — воскликнула, вздрогнув при этом слове Дама в черной перчатке, — мое имя! Одно существо в мире только знает его, а тот, кому я его скажу, будет на краю могилы в тот час, когда услышит его.

— Так скажите его мне! — вскричал Арман. — Я умру счастливым, потому что я у ног ваших.

— Вы ребенок, — заметила она на это, — и забываете, что я могу пробыть с вами всего какие-нибудь несколько минут.

— Как! Вы уже уходите? Она встала со словами:

— Вы видите лодку, которая привезла меня? Откуда я явилась? Куда я еду? Кто эти двое в лодке? Не спрашивайте меня об этом… но приходите сюда завтра… я буду здесь… в тот же час, как и сегодня.

Дама в черной перчатке вынула из-за пояса серебряный свисток, находившийся в числе маленьких брелоков, которые дамы обыкновенно носят на часовой цепочке. Она поднесла его к губам; раздался резкий свист, который покрыл собою глухой рокот океана, отдался в прибрежных утесах и достиг ушей сидевших в лодке. Челнок тотчас направился к заливу и быстро приблизился к берегу с глухим плеском весел.

В это время Арман и прекрасная незнакомка стояли на мысу, молча держась за руки. Вдруг она взглянула на него и спросила:

— Любите ли вы меня настолько, чтобы ревновать?

— О! — произнес он внезапно изменившимся голосом. — Разве вы не знаете, что я могу убить человека, которого вы полюбите?

Молодой человек сказал это таким тоном, что Дама в черной перчатке вздрогнула, и загадочная улыбка, в которой сквозила ненависть и желание отомстить, на одну секунду появилась на ее губах. Арман не понял, однако, значения этой улыбки.

— Хорошо, — сказала она, — я хотела только испытать вас и довольна результатом этого испытания.

Арман уже нахмурил брови; вопрос Дамы в черной перчатке пронзил его сердце, как раскаленное железо. Он вспомнил о портрете за занавескою в комнате студента.

Дама в черной перчатке пожала ему руку.

— Слушайте, — сказала она, — я никогда не нарушала клятвы, я никогда не лгала, и вы можете поверить мне. Клянусь вам, что я никого не люблю и что до сегодняшнего дня ни один человек, кроме вас, не держал мою руку в своей. До свидания…

В эту минуту лодка причалила к берегу.

— До свидания… — повторила Дама в черной перчатке, сделав легкое движение рукой.

Она вскочила в лодку, которая тотчас отчалила.

В лодке, как совершенно верно сказала незнакомка, были двое. Один управлялся с веслами, другой сидел на руле. Оба были тщательно закутаны в большие коричневые плащи с капюшонами, надвинутыми на самые глаза, так что невозможно было разглядеть их лица. Арману показалось только, что волосы у того, который сидел на руле, были седые. И у него мелькнула мысль, что это тот самый старик, который всюду сопровождал Даму в черной перчатке.

Но в таком случае, значит, этот человек не имеет никаких прав на нее, потому иначе как же мог бы он сам доставить ее на свидание? Судя по высокой фигуре этого человека, Арману казалось, что он узнал графа Арлева.

Лодка, отчалив, повернула за выступ скалы и исчезла из глаз Армана, который продолжал неподвижно и задумчиво стоять на берегу.

Арман был прав, что старик — граф Арлев. Действительно, это он правил рулем. Дама в черной перчатке стояла рядом с ним.

Лодка была настолько длинна, что гребец, сидевший на скамье, не мог слышать разговора, который вполголоса вели Дама в черной перчатке и граф; они обогнули мыс и направились на запад, в сторону утесов, на которых возвышался замок де Рювиньи.

— О, он любит меня, он любит меня! — шептала Дама в черной перчатке на ухо майору. — Он влюблен в меня до сумасшествия… И он в моей власти…

— Вы думаете?

— Он будет моим послушным рабом. Это оружие в моих руках.

Говоря это, Дама в черной перчатке изменилась в лице.

Это уже не была женщина с грустным лицом, нежным взглядом и взволнованным голосом: зловещий огонек мерцал в ее глазах; а на губах змеилась высокомерная, полная ненависти улыбка.

— А тот? — спросил майор.

— А! Капитан Лемблен! — произнесла она тоном, в котором сквозила злая ирония. — Ну, этому осталось жить каких-нибудь десять дней. Да, кстати, он, должно быть, приехал сегодня вечером, когда мы отправлялись в море.

— Возможна.

— Я, кажется, вижу его, — продолжала Дама в черной перчатке. — Вижу на платформе замка, пристально смотрящим в море в ожидании нас. Бедный безумец!

— Сударыня, — пробормотал граф Арлев, — вы прекрасно знаете, что я ваш преданный слуга, и никогда не оспариваю ваших приказаний.

— Это правда, мой дорогой Герман.

— Я никогда не противоречил вам, когда разыгралась по вашему плану история со шкатулкой. Вы приказали, я исполнил…

— О, вы добры и преданы, и вы единственный человек на земле, которого я люблю.

— Но не слишком ли вы надеетесь на свои силы, — продолжал майор. — И хватит ли их у вас, чтобы довести до конца ужасную драму, которую вы готовите в Рювиньи?