Андрей Степаненко - Великий мертвый

Кортес кивнул. После того, как Веласкес рассорился с семейкой Колумбов, титул аделантадо, дающий право посылать экспедиции, присоединять земли и собирать подати, ему не светил.

— И если тебя предадут суду, я — ни при чем, — испытующе заглянул Кортесу в глаза губернатор, — а тебя осудят за разбой.

— Пусть сначала возьмут… — усмехнулся Кортес.

— Господи… висельник он и есть висельник, — вздохнул Веласкес.

— Вы знаете, кого посылать, — уверенно кивнул Кортес.

Они оба понимали, сколь уникально подходит Кортес для нелегального набега. С одной стороны, все знали его, как старого недруга Веласкеса, и, случись, что, губернатора обвинят в последнюю очередь. А с другой, — любой доносчик десять раз подумает, прежде чем поставит подпись под наветом на племянника Николаса де Овандо.

А потом что-то произошло. Уже когда Кортес грузился в Тринидаде, Веласкес вдруг переменил планы и выслал приказ немедленно передать командование Васко Поркало.

Кортес усмехнулся. Чтобы сместить его, Веласкес должен был сначала вернуть долговые расписки за каравеллы, оружие и провиант. А поскольку этого не произошло, Кортес отправил губернатору крайне почтительное письмо и, понимая, что не терпящий ослушания Веласкес попробует его арестовать, спешно покинул Кубу.

Кортес до сих пор не понимал, какая муха укусила губернатора, но одно знал точно: добычи должно быть достаточно, чтобы откупиться не только от короны, но еще и от обиженного Веласкеса.

Все прошло точно так же, как и в нескольких предыдущих селениях. Люди Кортеса вошли в город на рассвете, с двух сторон, с севера и юга, и, бренча тростниковыми висюльками вместо дверей, первым делом вытащили два десятка заспанных мавров на улицу.

— Теулес[6]! Кастилан Теулес! — заорали мавры и помчались по улице, оповещая соседей о налете бледных, словно удравшие из преисподней духи, кастильцев.

— Помнят, сукины дети! — загоготал уже ходивший сюда в прошлом году Альварадо и, оттеснив Кортеса, послал кобылу вперед.

— Назад, Альварадо! — привстал в стременах Кортес и, поймав на себе жесткий, оценивающий взгляд гиганта, смирил норов и уже мягче добавил: — ты же знаешь… рано.

А тем временем широкая улица все более заполнялась людьми, в основном мужчинами, и большая часть этих мужчин выбегала уже с оружием.

— Арбалетчики! — обернулся Кортес. — Вперед!

Закованные в панцири арбалетчики в две шеренги — впереди стреляющие, позади заряжающие — двинулись по улице, беспощадно расстреливая мужчин короткими пронзительно взвизгивающими стрелами. Ввиду повышенной злобности, мужчины почти не поддавались одомашниванию, а потому для продажи не годились.

Впрочем, по-настоящему опасны здешние воины все-таки не были, — по дикой сарацинской традиции, они с тупым упорством пытались взять противника в плен живьем, чтобы затем принести в жертву. И, пока они тратили силы и время на хитроумные маневры вокруг врага, стараясь легко ранить и тут же накинуть аркан, кастильцы их просто убивали. И вот уже на крики умирающих мужчин из домов начала выбираться и главная добыча — женщины и подростки.

О панцирь Кортеса — на излете — стукнулась длинная сарацинская стрела, и он, оценив, насколько заполнена улица, поднял над головой толедский меч и развернулся к всадникам.

— Сантьяго Матаморос[7]!

— Бей мавров! — подхватила кавалерия и не слишком торопливо, регулярно подымая лошадей на дыбы, тронулась по широкой, залитой восходящим солнцем улице.

Здесь было достаточно опытных в деле воинов, знавших, что сарацинские бабы, едва завидев стаю исходящих пеной двухголовых чудовищ, поднимут такой визг, что мертвые проснутся. Так и вышло: улица вмиг переполнилась, и уже через полчаса и те, что в панике бежали из северной части города, и те, которых пригнали из южной, встретились на центральной площади. И вот тогда началась работа.

Пришпоривая жеребца, Кортес носился между войсками, словно бог войны.

— Арбалетчики, к мечети! — орал он, видя, что часть полуголых мужчин пытается прорваться к арсеналу, стандартно размещенному в центре города, у невысокой ступенчатой пирамиды.

И арбалетчики устремлялись расстреливать бунтарей.

— Аркебузы[8], больше огня!

И солдаты с аркебузами, время от времени картинно стрелявшие в воздух, вызывая очередной шквал женского визга, начинали заряжать быстрее.

— Где ошейники?! Почему они еще без ошейников, я спрашиваю?!

И через какой-нибудь час почти на каждом из четырех сотен пойманных горожан был собственный кожаный ошейник, соединенный с соседним прочной железной цепью.

— Альварадо! — гаркнул Кортес, видя, что несколько сцепок уже готово. — Чего ты ждешь?! Гони их к берегу!

И сразу же понял: что-то идет не так.

— Тут какой-то странный мавр попался! — растерянно отозвался Альварадо.

— Ну, так снеси ему башку!

— Сам снеси! — раздраженно предложил Альварадо. — Он крестное знамение творит!

Внутри у Кортеса все оборвалось.

— Господи! — прошептал он. — Неужели Иерусалим?!

О том, что материк, а значит, и захваченный маврами святой город где-то совсем неподалеку, ему прожужжали все уши. И если войти туда первым… у Кортеса перехватило дыхание.

Он пришпорил коня и, раздвигая визжащую толпу, прорвался к Альварадо.

— Где?!

— Вот он… — ткнул Альварадо саблей.

Кортес мгновенно слетел с коня и схватил трясущегося от ужаса мавра за грудки.

— А ну! Покажи мне то, что показал ему!

— Бог… Санта Мария… и Севилья! — перекрестился мавр и вдруг осел на колени, прижался щекой к щегольскому сапогу Кортеса и зарыдал. — Бог мой… кастильцы… земляки…

Члены Тлатокана — Высшего совета Союза племен собрались во дворце мгновенно, и Мотекусома еще раз порадовался, что целых два голоса из шести — Верховного жреца и Верховного правителя принадлежат лично ему.

— Великий Тлатоани, — едва рассевшись на циновке, начал укорять старый Верховный судья, — ты напрасно сердишься. Боги явили свою волю, и войны с Тлашкалой должны продолжаться.

Мотекусома молча протянул ему только что полученные из Чампотона рисунки.

— Посмотри.

Верховный судья растерянно принял полотна, развернул первое и обмер.

— Четвероногие?! Они снова вышли из моря?!

Мотекусома кивнул, терпеливо дождался, когда рисунки просмотрит каждый член совета, и расстелил на циновке исполненную лучшим художником столицы карту страны. Отыскал город Чампотон и провел пальцем вдоль побережья.