Альберто Васкес-Фигероа - Карибы

Он не сомневался, что это действительно хороший корабль: корпус был несколько тяжеловат, а линии лишены гармонии, вероятно, он вряд ли бы выиграл в какой-нибудь регате; но зато был надежным и безопасным, и под командованием такого опытного капитана, как его старый добрый патрон, Хуан де ла Коса, вполне мог достигнуть даже порта Палос.

Стружка гордился своей работой, но когда в очередной раз осмотрел корабль, то заметил, что он не вполне завершен, и потому появившийся канарец заметил плотника у кормы — тот вырезал большими буквами слово СЕВИЛЯ.

— В честь тебя, — пояснил он. — Хотя я по-прежнему уверен, что нам никогда не доведется спустить его на воду.

— Считай, что мы это уже сделали, — с оптимизмом ответил Сьенфуэгос.

— Как?

— Вечером увидишь.

В эту ночь Сьенфуэгос, вооружась до зубов, покинул пещеру, неслышно проскользнул мимо потаенного кладбища, где теперь красовалась и его собственная могила; словно тень пересек прибрежные заросли, прокрался в деревню и молча, как призрак, проник в ближайшую хижину, где мирно спали туземцы, тихонько покачиваясь в гамаках.

Канарец потрепал одного из них по плечу, и тот открыл глаза и чуть не вскрикнул, увидев на расстоянии вытянутой руки ненавистного белого бога, однако не успел открыть рот, как тяжелая дубинка плотника треснула его по голове, так что индеец потерял сознание, издав лишь приглушенный вздох, не разбудивший остальных.

Сьенфуэгос осторожно перерезал держащие гамак веревки, замотал в него жертву и, взвалив ее на плечо, побыстрее покинул деревню — так же тихо, как и пришел в нее.

Затем он повторил подобную вылазку еще пять раз, так что с первыми лучами солнца в пещере сидели шестеро дрожащих гаитян со связанными руками. Казалось, они еще не совсем проснулись; во всяком случае, открыв глаза, они чрезвычайно удивились, увидев перед собой корабль и беззубого бородатого старика.

— А вот и необходимая нам помощь! — весело заявил канарец. — Я же сказал, что знаю, где ее найти.

— Вот ведь сукин сын! — засмеялся плотник. — Такое только тебе могло прийти в голову.

— А теперь нужно поторопиться, потому что их начнут искать. Ты! — обратился он к одному из туземцев на местном языке. — Сюда. Толстяк — с другой стороны, а остальные — толкайте сзади. И попробуйте только дернуться — мигом отрежу яйца!

Час спустя, когда «Севиля» мягко покачивалась в центре бухты, с берега на нее смотрели по-прежнему сбитые с толку туземцы, а старый Стружка устанавливал грот-мачту, бушприт и такелаж, позволяющий управлять тяжелым кораблем, на вершине горы появилась пара десятков вооруженных индейцев, они начали кричать и оживленно жестикулировать.

— Черт! — вскричал Сьенфуэгос. — Люди Каноабо! Нужно убираться отсюда!

— Весла! — закричал старик. — Хватай весла!

Сьенфуэгос, рискуя споткнуться и сломать ногу, ринулся за тяжелыми веслами, вставил их в широкие уключины и направил корабль в открытое море.

На них тут же обрушился град камней, грозящий разбить корабль в щепы, но старик присоединился к Сьенфуэгосу, и вместе им удалось отвести корабль на безопасное расстояние.

Но все же в палубу вонзились несколько стрел и даже одно короткое копье. Когда же они наконец оказались вне опасности, то сочли это настоящим чудом.

— Господи! — воскликнул старик. — Если я и жалею о том, что у меня нет детей, то лишь потому, что не могу рассказать внукам о своих приключениях.

— Все равно бы они тебе не поверили, — ответил канарец, кивнув в сторону воинов, что по-прежнему сновали вдоль берега, угрожающе потрясая копьями. — Во всяком случае, чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше, а то с них станется спустить на воду пироги и пуститься за нами в погоню.

Солнце нещадно палило, за ними постоянно следовало несколько акул, а впереди открывался бескрайний горизонт, за которым ждали неизвестные опасности, но, избежав неминуемой смерти, висящей над их головами на протяжении многих месяцев, они чувствовали себя такими счастливыми, что и не думали о неопределенности будущего.

Старый Стружка, изо всех сил вцепившись в румпель, похоже, уже полностью овладел собой и подмигнул молодому товарищу по несчастью.

— Какой курс, капитан? — спросил старик.

Рыжий весело улыбнулся.

— В ту сторону, где рождается солнце. В Севилью!

Старый Стружка честно признался, что умеет заставить корабль двигаться, но не знает, как сделать так, чтобы он двигался в нужном направлении.

Ветер по собственному почину отнес корабль от побережья, но в открытом море задача направить его в сторону Леванта и держать на этом курсе оказалась непосильной, несмотря на то, что совершенно спокойное море напоминало огромный изумруд, предлагая все возможности, чтобы скользить по гладкой поверхность в нужном направлении.

Устав от собственного бессилия и убежденные в том, что, если они продолжат маневрировать, обладая столь скромными навыками, то лишь потопят корабль и станут пищей для акул, путешественники решили дать ветру наполнить парус и нести корабль куда глаза глядят, подальше от берегов гористого острова, хранящего такие печальные и кровавые воспоминания.

— И куда мы плывем?

Плотник лишь пожал плечами и махнул рукой в сторону пустынного горизонта, простиравшегося впереди по курсу, над которым не было даже крохотного облачка.

— Куда Господь ведет и ветер дует, — ответил он. — Но можешь мне поверить: где бы мы ни оказались, там всяко будет лучше, чем в том проклятом месте, что мы покинули. Ну, смелее! — подбадривал он. — Держи румпель!

— После того, как я в последний раз за него взялся, «Санта-Мария» отправилась прямиком в ад.

— Ну, здесь нам это не грозит. Разве что какую-нибудь акулу ненароком придавишь.

Передав румпель в руки парнишки, Стружка удалился в каюту, откуда вскоре вернулся с большой плоской коробкой в руках. Уже на палубе он ее открыл и начал вынимать оттуда небольшие деревянные фигурки, которые затем расположил на белых и черных квадратах загадочной доски, составив из них замысловатую композицию.

— Что это такое? — спросил канарец.

— Шахматная доска, — с гордостью ответил старик. — Я сам ее сделал.

— А зачем она нужна?

— Затем же, что и все остальные подобные доски: чтобы играть в шахматы.

Сьенфуэгос взял одну из фигурок — настоящее произведение искусства — и с интересом ее рассмотрел.

— И с кем же ты собираешься играть?

— Сам с собой, — ответил тот. — Я почти всегда играю сам с собой.

Сьенфуэгос был сбит с толку.

— Но это же глупо, — сказал он. — Так ты всегда и выигрываешь, и проигрываешь.