Игорь Лощилов - Батарея держит редут

К вечеру добрались наконец до вершин Карабахского хребта. Тут открылась великолепная картина. На севере синели снеговые выси Кавказа; на востоке расстилалась Муганская степь, сливавшаяся в далекой синеве с Каспием; на западе вставали горы Армении, возглавляемые исполинским двуглавым Араратом, увенчанным ледяным шлемом и опушенным махровыми облаками; на юге просматривалась темная лента Аракса, прикрытая белыми туманами. Внизу, из глубины ущелья, смотрело небольшое селение с фиолетово-розовыми саклями и башенками, оно то погружалось в клубившийся туман, то снова выплывало на его поверхность. Корнеич объяснил, что это армянское селение Герюсы, в котором располагается один из наших батальонов, и предложил остановиться там на ночлег.

Отряд гуськом начал спускаться по тропинке, едва проторенной на висящих над безднами утесах. Болдин, хотя и успел несколько привыкнуть к опасностям необычного похода, с трудом удерживал дыхание, которое вырывалось из груди и, казалось, готовилось увлечь его вниз. За многие века копыта лошадей путников пробили на утесах ступени, и теперь конь должен был осторожно ступать в эти каменные гнезда, чтобы не сорваться вниз и не стать вместе с всадником пищей для шакалов и орлов.

Несмотря на позднее время, село гуляло. Отовсюду слышались громкие крики, звучали песни и музыка. Причина выяснилась скоро: нынче состоялась выдача жалованья, и в такой день солдату издавна предписано благословлять службу. Павел велел отвести себя к командиру. Им оказался подполковник Назимов, рыхлый, одутловатый, начавший благословение с самого утра. Он обрадовался гостю и тут же предложил ему примкнуть к всеобщему веселью. Гость, однако, решительно отказался, ссылаясь на необходимость срочной доставки распоряжения командующего.

– Эх, голубчик, – покачал головой Назимов, – никуда ваша служба не уйдет, а солдатскую заповедь нарушать не годится. Слышали небось: «День государев, а ночь наша». Ко мне нынче приказ привезли о немедленном выступлении. Для военного человека это дело святое – выполнять, что начальство велит. Однако мы тоже не без понятия. Живем на отшибе России-матушки, рядом с чуждыми народами, в гадких условиях, без женского пола и иного благородства. Потому, конечно, бывает, что употребляем злое зелье, иначе говоря, злоупотребляем. И как я могу своих солдатиков лишить законной радости поднять чарку за государя, который как раз сегодня за нашу службу жалованье прислал? Тем паче что никакого урона для военного дела не выйдет, ежели на сутки задержимся. Супостат покамест далеко, у меня за ним свои дозоры наблюдают. Так что не волнуйтесь, поручик, завтра тронемся в путь и все наверстаем. Ну что, налить?

– Благодарствую, пока службу не исполню, дал зарок не употреблять. А вот если провожатого дадите, буду признателен.

– Это проще простого. Антоша! – крикнул Назимов.

Тотчас явился юноша, одетый в ладную черкеску, быстрый и ловкий, с ярким девичьим румянцем на щеках. Назимов что-то шепнул ему, и тот исчез в мгновение ока, будто выпорхнул на волю. Вскоре подошел армянин, весь заросший кудрявым полуседым волосом.

– Это Ашот, он отведет вас в Шушу, – объявил Назимов и, указав на Болдина, строго сказал: – Слушаться, как меня!

Ашот поклонился, дело устроилось.

Едва Болдин вышел, за ним метнулась тень.

– Господин поручик! – окликнул его тот, которого Назимов назвал Антошей.

– Чего тебе, любезный?

– Возьмите меня с собой. Я давно уж дожидаюсь оказии.

– Считай, что дождался, завтра все тронемся.

– С транспортом идти одна морока, да и пыли наглотаешься. Возьмите, я обузой не буду, а может быть, и помогу, поскольку все здешние места знаю. Батюшка опять же отблагодарит...

– Это что за благодетель?

– Полковник Реут, я давно уже ищу попутчиков, чтобы отъехать, да Назимов не пускает. Так что, возьмете?

Болдин призадумался. В отличие от угрюмого Ашота румяный юноша вызывал непроизвольное доверие, сдается, что обузой для отряда он не станет, почему тогда не взять его?

– Ну-ну, Антоша, завтра выйдем раненько поутру, гляди не проспи. – Болдин похлопал по плечу нового спутника, который мгновенно исчез из вида, а сам направился к поджидавшему его Корнеичу. Тот, верно, слышал происшедший разговор и недовольно проговорил:

– Зря вы, ваше благородие, согласились мальца взять, рази не знаете: баба да бес – у них один вес.

– Какая баба?

– Самая что ни есть настоящая, у меня глаз наметан, она хоть во что обрядится, но от меня свою породу не спрячет.

Болдин залился краской: как это он с благородной девицей говорил без должного уважения? И так расстроился, что даже долго не мог уснуть.

Выехали на рассвете, когда загулявшее воинство еще спало крепким сном. Впереди ехали Ашот и Павел. Антоша, которая на самом деле оказалась Антониной, скромно держалась за ними. Болдин, хоть и чувствовал себя неловко, отношений с девушкой решил не выяснять, просто в разговоре перестал пользовать родовыми окончаниями и перешел на безличные предложения. Несколько верст прошли без приключений, пока не встретили всадника, чем-то явно встревоженного. Он стал громко переговариваться с Ашотом, показывая в сторону, откуда ехал. Бурные переговоры кончились тем, что Ашот с явным пренебрежением отмахнулся от него и собрался было продолжить путь. Антонина, отозвав Болдина, кивнула в его сторону и тихо сказала:

– Сдается, что этот плут что-то замыслил. Впереди, насколько я поняла, отряд курдов, как бы не выйти прямо на них.

– Что будем делать? – встревожился Болдин.

– Сворачивать с главной дороги, – отвечала девушка, – тут недалеко козья тропа, путь не такой гладкий, зато безопасный.

Они продолжили путь и скоро достигли едва приметного свертка. Павел без раздумий свернул на него, чем доставил явное беспокойство проводнику.

– Прямо нада, прямо... – затянул он, на что умудренный опытом Корнеич философски заметил:

– Ежели в объезд, так к обеду доберемся, а прямо, так и к ночи не поспеем... – и, убедившись, что его философия на Ашота не подействовала, грозно прикрикнул: – Цыц!

Тому ничего не оставалось, как уныло тянуться за отрядом.

Тем временем начал свой марш и батальон Назимова. Сборы были хоть и недолгими, но бестолковыми – сказывалось долгое ночное гулянье. Невыспавшиеся офицеры покрикивали на вялых подчиненных, те погоняли недоумевающих лошадей и другую скотину. С большим трудом одолели десяток верст, далее становилось идти все труднее из-за нещадного солнца и густой пыли, повисшей над колонной. Назимов не хотел делать привал, опасаясь, что отдых вконец расслабит людей. Он знал, что скоро должно начаться ущелье, где будет прохладнее, а чуть далее за ним – горная речка, у которой была намечена дневка. И батальон уныло тянулся по жаре, проклиная упрямого командира. Однако намеченному плану не суждено было свершиться. На подходе к ущелью отряд был внезапно атакован мятежной карабахской конницей. Едва успели принять бой, появились персы из передового отряда армии Аббас-Мирзы. Кавалеристы подвезли на своих лошадях отряд пехоты – сарбазов, и те открыли плотный огонь.