А. Ниман - Питер Мариц — юный бур из Трансвааля

— Брось, старина! Нам здесь не до этих тонкостей. Вот потреплись с моё в этих проклятых горах, так рад будешь чем угодно прикрыть грешное тело. "По уставу!" Это тебе, дружище, не парад, а война.

— Справедливо! — подхватил другой шотландец. — Вот и у нас в походе...

И они оживлённо заговорили между собой, оставив в покое Питера Марица и дав ему возможность подслушать беседу офицеров.

— Да, — говорил Колли, — гора крута и подъём будет труден, но зато какая превосходная у нас будет позиция! Ровное плато с каменными глыбами по краям, дающими великолепное прикрытие стрелкам. У меня только одно сомнение: удастся ли нам втащить туда хотя бы одно орудие? Животным туда не взобраться, об этом и думать нечего, но нельзя ли при помощи людей? Как вы считаете, любезный Ромилли, ваши молодцы боадицейцы не справились бы с этой задачей?

Высокий офицер, судя по мундиру — из морской бригады, ответил почтительно, но с достоинством:

— Если, генерал, это в пределах человеческих сил, то орудие будет туда доставлено.

— Благодарю вас. Непременно надо будет постараться, — продолжал Колли. — Ведь наше единственное преимущество перед бурами — это артиллерия: в ружейном огне нам с ними не состязаться. Они теряют одного, в то время как мы — десять. Правда, до сих пор преимущество господствующей позиции было на их стороне, и потому-то я придаю такое решающее значение занятию Маюбы: там мы получим качественный перевес позиции над бурами, если только проделаем этот маневр незаметно. Я готов признать, что до сих пор буры пользовались горными позициями лучше нас, и в этом отношении я не стыжусь у них кой-чему поучиться. Но я думаю, что если эти бравые шотландцы займут хорошую позицию, то их из неё сам дьявол не выбьет. Ваше мнение, майор Гэй?

— Благодарю вас, генерал, за лестный отзыв о моих шотландцах, — учтиво, но сдержанно произнёс офицер с клетчатым пледом через плечо. — Они, конечно, исполнят свой долг, как всегда. Тем не менее я прошу позволить мне высказать одно сомнение.

— А именно?

— Я имею лишь самое общее представление о том, что собой представляет гора Маюба. Но по опыту должен сказать, что позиция на вершине горы в две тысячи футов едва ли хороша. Это чересчур высоко. Взобравшись на такую позицию, мы сами себя отрежем от путей сообщения, в том числе и от путей отступления, и, в сущности, будем обречены на неподвижность.

— Вы ошибаетесь, майор! — воскликнул генерал Колли. — У подножия горы будут мною расположены для связи с лагерем и для прикрытия на случай отступления две роты и эскадрон гусар.

— Всё равно. Позиция на высокой и обособленной горе сама по себе опасна. Она неудобна для перестрелки, и защищать её неимоверно трудно. Гора не может иметь повсюду ровные скаты. Несомненно, там имеются всевозможные уступы, глыбы, вероятно, есть и кустарник — вот вам и готовое прикрытие для неприятеля, который окажется неуязвим при нашей неподвижности и для которого мы окажемся чем-то вроде птенцов, высовывающих головы из гнезда.

— Бог знает, что вы говорите, майор Гэй! Вы просто незнакомы ни с театром войны, ни с неприятелем. Да ведь плато — неприступная позиция! Как только бур высунет голову над краем плато, наши солдаты преспокойно подстрелят его, как куропатку, оставаясь за своими прикрытиями. Да буры и не пойдут в атаку, к этому они непривычны, неспособны. Лезть в гору, подставляя себя под выстрелы, — это не по ним. Они превосходные стрелки, но исключительно из-за надёжных прикрытий. Будь они хоть в малой мере способны к атаке, то уж давно атаковали бы нас после этих горестных поражений при Лангес-Неке и Шайнс-Хоогте, когда мы были совершенно бессильны. О чём же говорит их бездействие? Ясное дело, о чём: о неспособности к атаке, о незнании военной тактики. Нет, майор, вы жестоко заблуждаетесь: план великолепен, остановка за его выполнением, быстрым и решительным. Попомните моё слово: войну решит взятие Маюбы. Через четыре дня подоспеет со своей армией генерал Вуд, и если мы до той поры удержимся на горе, легко будет установить с ним сношения при помощи гелиографа. И тогда мы сразу будем угрожать бурам с двух сторон: генерал Вуд из лагеря, мы с Маюбы. Бурам останется одно — сложить оружие и просить мира. Тогда мы сами определим меру нашего великодушия. Они, надо им отдать справедливость, прекрасно обращаются с нашими ранеными, о чём я и доносил уже правительству, но всё же они бунтовщики, а бунтовщикам нельзя делать уступки. Положат оружие — тогда разговор другой... Итак, господа офицеры, сейчас уже, — генерал вынул часы и повернулся к костру, — половина первого. Через полтора часа мы должны быть у подошвы Маюбы, а на заре наши пушки должны разбудить буров.

Генерал закутался в плащ и вместе с другими офицерами направился в помещение штаба. Питер Мариц глядел ему вслед. Старый шотландский солдат с серебряными нитями в бороде, также всё время прислушивавшийся к беседе офицеров, покачал головой и, кинув в костёр охапку хвороста, произнёс задумчиво:

— Эх-хе-хе... Не нравится мне наш генерал.

— Чем это он тебе не угодил, Мак-Грегор? — иронически спросил его сосед, крупный шотландский сержант.

— Э, глупости ты говоришь, любезный. "Не угодил"! Не в том дело, понимаешь?

— А в чём же?

— Да я и сам не знаю, в чём. Понимаешь, точно он смертью отмечен.

— Ну, закаркала старая ворона! — пренебрежительно сказал сержант.

Питер Мариц поднялся и медленно удалился от костра. Теперь он был всецело поглощён стремлением как можно скорее предупредить Жубера о плане генерала Колли, чтобы буры имели возможность напасть на англичан ещё до того, как ими будет закончено выполнение маневра. Но вопрос был в том, каким образом ему незаметно отсюда бежать. Удрать на лошади нельзя было из-за часовых. Убраться пешком? Это было легче, но грозила опасность опоздать, упустить время. Другого исхода, однако, не было, и Питер Мариц быстро составил план: где-нибудь в тёмном месте перелезть через вал, добраться пешком до своих аванпостов, а там вскочить на Скакуна и мчаться к Жуберу.

Он уже направился к тёмному углу лагеря, как всё вокруг него сразу оживилось, заволновалось, повсюду показались торопливые фигуры офицеров, вестовых, из уст в уста передавался приказ генерала Колли начинать выступление. Солдаты строились, кавалеристы садились на коней, все разбирали сумки с запасными патронами и заготовленные рационы продовольствия на три дня. Вскоре появился и сам генерал в одежде, приспособленной для восхождения на гору, в башмаках с гамашами и с палкой в руке. Всего выступило сто восемьдесят шотландцев, триста пехотинцев прежних, потрёпанных бурами полков, семьдесят матросов морской бригады, эскадрон гусар верхом на конях и эскадрон драгун, среди которых занял место и Питер Мариц. Остальное войско генерала Колли осталось в лагере, чтобы защищать его до прибытия генерала Вуда.