Роман Кожухаров - Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой!

Автомат бился в руках, прошивая плотным роем пуль все пространство по правую сторону от корпуса танка. Вот один из немцев коротко замахнулся на бегу. Взрыв ухнул где-то за спиной Демьяна, слева. Раздался истошный крик и следом – клокочущие звуки ярости, перемежавшиеся отборными матерными ругательствами.

Пули свистели вокруг. Кто-то сбоку глухо рычал. Противники сшиблись. И вот уже покатились по земле бесформенными грудами, в которых не было ничего человеческого, а только хищный животный храп, и рычание, и крик.

Степа сбил с ног немца, который несся прямо на Гвоздева, и тот, перепрыгнув через сцепившихся, оказался перед фашистом в надвинутой на глаза каске. Весь он был размытый, пятнистый и неумолимый, как сама смерть. Гвоздев по инерции прыжка летел на него, и ППШ увело влево, и требовались доли секунды, чтобы направить ствол на врага.

Фашист стоял как вкопанный, будто ждал тут его целую вечность, чтобы взять его – Демы Гвоздева, сына своих папы и мамы, только что, вечность назад, неистово любившего свою прекрасную возлюбленную Стешу, жизнь.

В расширившихся зрачках Демьяна промелькнули все эти зримые картины, но тут же их заслонил зловещий силуэт эсэсовца, который отпечатался, словно негатив фотоснимка.

Немец держал свой «шмайсер» на весу, на уровне поясного ремня. Автомат подпрыгнул от выстрела, и ствол его разорвался с сухим треском, словно новогодняя хлопушка. Демьяну как будто железным ломом с силой ударили по ППШ, зажатому в руках. Он едва не выпустил автомат из рук.

Ладони словно ошпарило кипятком, но Гвоздев не заметил этого. Мелькнула молнией мысль, что он уже умер, но что, по какому-то высшему соизволению, ему еще дано время, чтобы вступить в схватку с призрачным немцем.

Он выставил обе руки, все так же сжимавшие ППШ, исковерканным вражеской очередью барабаном магазином вперед. Тяжелый металлический барабан пришелся в промежуток между каской фашиста и воротником его испятнанной куртки. С глухим стуком немца откинуло назад, и Гвоздев, потеряв точку опоры, рухнул на него плашмя.

Фашист не подавал признаков жизни, но Демьян еще несколько раз поднял и опустил приклад ППШ туда, где слетевшая с головы каска сначала открыла человеческое лицо, но потом эти черты стерлись, превратились в что-то нечеловеческое, безобразное.

Из фонтанов огня и дыма, на фоне рычащих и лязгающих темных танковых громадин появлялись пятнистые фигуры гитлеровцев. Демьян сполз с убитого им немца и, положив ППШ на грудь фашиста, нажал на курок. Автомат молчал. Искореженный барабан не досылал патроны. Перехватив автомат в левую руку, Демьян выхватил из правого кармана РГД и с ходу разжал непослушными пальцами усики, стопорившие чеку.

Сорвав кольцо, он метнул гранату в приближавшиеся из дымовой завесы силуэты. Потом перекинул ППШ за спину и вытянул из-под ладони фашиста ремень «шмайсера». Рука эсэсовца была окоченевшей и очень тяжелой и едва поддавалась усилиям штрафника, как будто он и мертвый всячески противился врагу.

Справа вдруг надвинулась огромная черная громадина. Сразу два ярко-красных факела неистово, с оглушающим грохотом метались на черной морде, слева от маски ствола и внизу, в левой части скошенной бронеплиты.

Лязгая гусеницами, качая длинным стволом, чудище катило всего в нескольких метрах от Гвоздева. Пулеметные очереди разлетались веером в стороны, взрывая землю. Скорее инстинктивно, чем осознанно Демьян прильнул к земле, уткнув голову в окоченевший бок поверженного им фашиста. Он чувствовал темечком, как вздрагивает немец от ударов пулеметных пуль.

Гранаты одна за другой полетели в «пантеру» с левого фланга. Одна отскочила от борта, разорвавшись на земле. Вторая рванула позади башни, прямо на броне. Осколки, отбарабанив по металлу, разлетелись в стороны, не причинив толстокожему чудищу вреда.

Слева из дыма и пыли возникла корма «тридцатьчетверки». Танк пятился, ведя огонь из пулеметов, посылая в сторону противника снаряды с промежутками, которые казались вечностью. С левой стороны корпуса и из-под гусениц тянулся черный дым.

Потапыч возник откуда-то со стороны только что прошедшей им в тыл «пантеры». Заметив Гвоздева, подскочил к нему.

– Живой?!.. – крикнул и тут же, удостоверившись, дал очередь вперед, по мелькнувшей из-за отступавшего Т-34 тени.

– Отходим!.. – закричал он, зачем-то тряся Гвоздева за плечо. – Танки отходят! У стрелков несколько «пантер» прорвались, на нашем – две… Потери!.. Приказ – отходим на исходные!..

Демьян, отстреливаясь, вскочил на ноги и отбежал под прикрытие откатывавшей задним ходом «тридцатьчетверки». Ноги споткнулись о что-то мягкое, и Гвоздев чуть не опрокинулся на спину. Немец лежал, навалившись на бойца в гимнастерке. Демьян сразу узнал Степу. Рывком скинув фашиста, Демьян схватил бойца за грудки и с силой тряхнул.

Тот открыл глаза, вернее, один глаз, левый, потому что под правым стремительной спелой сливой наливался синюшный кровоподтек.

– Живой?! – крикнул Гвоздев и тут же сам себе обрадовано ответил: – Живой! Подымайся, к черту, скорее, а то нас свои передавят…

Не давая Степанкову прийти в себя, Демьян потащил его кверху и, едва поставив на подгибающиеся ноги, нырнул под мышку и подхватил за лопатки.

– Держись, Степа, отходим!.. – кричал Демьян, вскидывая зажатый в левой руке трофейный «шмайсер». Его пистолетная рукоятка ходила ходуном в ладони, но Гвоздеву удавалось удерживать автомат, посылая короткие очереди в сторону врага.

Черные клубы дыма из-под днища отступавшей «тридцатьчетверки» теперь валили вовсю, затягивая всю правую сторону непроглядным пологом. Слева Демьян заметил Подсевальникова. Тот залег в вырытой снарядом воронке и как ни в чем не бывало вел стрельбу из своего МГ, укрощенного и полностью подчиненного воле бойца. На подступах к огневой точке пулеметчика в неестественных позах застыло несколько трупов гитлеровцев.

– Я сам! Я сам, командир!..

Степанков уже самостоятельно твердо стоял на ногах. Сделав шаг в сторону от двигавшегося танка, он вскинул ППШ, но не выстрелил.

– Ни черта не видно, товарищ командир!.. – закричал он. – Точно так потемнело, как когда этот фриц мне своим «шмайсером» в глаз двинул. Сначала искры, а потом будто свет в башке выключили… Чик – и нету!..

Демьян, махнув рукой Степанкову, прыгнул в воронку к Подсевальникову. «Тридцатьчетверка» прошла в паре метров правее воронки, погрузив ее в непроглядный вонючий мрак.

– Товарищ Гвоздев! – обрадованно приветствовал пулеметчик командира отделения.