Кирилл Кириллов - Земля ягуара

— Не одна. Слышь, лошадей сколько?

— Слышу, — отозвался худой. — Ого!

Из-за поворота выехали четыре крепких всадника на добрых скакунах татарских кровей.

— Ох, в бога душу мать!.. — замысловато выругался худой. — Бежим отсель. Скорее.

Он вскочил и зайцем запетлял меж голых колючих кустов. Товарищ, пригибаясь, потрусил следом.

Заслышав удары копыт о мерзлую землю, мальчик воспрянул духом, но тут же сник. Испугался. Всадников было несколько, поступь коней — грузная, боевая. Тихо, но различимо позвякивали доспехи. Возможно, мама отыскала каких-то друзей, которые согласились ее проводить, но вряд ли. Зная ее характер, стоило ожидать, что она появится одна, тихо и незаметно, в мужском костюме и черной маске, а не во главе целого кавалерийского полка.

Всадники приближались. Мальчик юркнул за карету и притаился в невысоких кустах, стараясь дышать в мешковину, чтоб пар изо рта не выдал его присутствия.

Первым из-под сени деревьев выехал высокий статный воин в блестящем порубленном панцире и круглом шлеме-каскетке. За ним следовал плотный мужчина в легкой кольчуге. С его левого плеча небрежно свисал короткий полушубок, сметанный по русскому обычаю мехом внутрь и крытый дорогим бархатом. Подкладка переливалась теплыми медовыми оттенками — не иначе соболя. Такое одеяние стоило, наверное, целый воз золотых дублонов.

За ними ехали еще два воина в высоких богатырках и кольчугах, набранных из крупных колец. За спиной у каждого висел круглый деревянный щит с железным умбоном, в руках — короткие кавалерийские копья с красными султанами под наконечниками.

Всадники остановились около кареты, передний легко спрыгнул с коня и присел на корточки, внимательно рассматривая следы вокруг. Потом он поднялся и зашарил взглядом по высокому пригорку. В руках у него как будто сам собой появился маленький итальянский арбалет с резным ложем. Один из замыкающих поудобнее перехватил пику, второй наложил стрелу на костяной степняцкий лук.

Мужчина развернул коня и медленно двинул его прямо к тому кусту, за которым притаился мальчик.

— Выходите, молодой человек, не надо прятаться, — произнес он по-испански с сильным акцентом.

Мальчик подошел к нему совсем близко и только тогда заметил, что на его левой руке нет мизинца.

Государь Василий Иванович задумчиво разглядывал две бомбарды, стволы которых были склепаны из полос железа, часто перехваченных металлическими обручами. Около орудий муравьями суетились пушкари, или, на европейский манер, бомбардиры, в белых исподних рубахах. Из ствола одного орудия на землю свисала толстенная цепь, змейкой терялась в притоптанной траве и, встав на хвост, исчезала в жерле второго.

— Слышь, княже, что это твои ребятки затеяли?

— С орудиями-то? — Князь Андрей посмотрел вслед указующему царскому персту. — Это новый способ стрельбы. Два ядра сцепляем и бухаем одновременно. Они в полете закручиваются друг вокруг друга и косят неприятеля, аки косой.

— Разумно, разумно. Сами придумали али надоумил кто?

— Сами, царь-батюшка, — обиделся князь. — Нешто мы лапотники какие, с тевтона да ливонца слизывать?!

— Ладно, ладно. Не кипятись, — примирительно улыбнулся государь в густую русую бороду. — Верю.

Бомбардиры одновременно поднесли факелы к запальным отверстиям. Многочисленная государева свита поразевала рты и заткнула уши. В запальном отверстии одной бомбарды закурился сизоватый дымок, около второй вышла какая-то заминка. Пушкари забегали кругами, а потом, побросав багры и банники, спотыкаясь о ведра с водой, предназначенной для охлаждения стволов, кинулись врассыпную. Первое орудие изрыгнуло сноп пламени. В тот же момент ствол второго дернулся и с треском сорвался с деревянного лафета. Взмыв вперед и вбок, он зацепил первую пушку и выбил дульные цапфы из держателей. Второй ствол поднялся верстовым столбом, потом медленно завалился прямо на ядра, сложенные кучкой. Хрустнули деревянные брусья, в воздух полетели комья земли и деревянная щепа. Ядра раскатились, как яйца из-под плохой наседки.

Бояре в горлатных шапках, кудрявые рынды, суровые сотники, сокольничие с перчатками на правых руках, стряпчие, постельничие, виночерпии и прочий сброд, околачивающийся вокруг высочайшей особы, не разбирая чинов, повалились друг на друга.

— Однако! — хмыкнул царь, часто моргая и потирая ухо. — Не сработала придумка-то.

— Так и Москва не сразу строилась, — ответил князь, почесывая бровь левой рукой, на которой не хватало мизинца. — Пообвыкнут, научатся нормально запальники подносить.

— А пищали у тебя в хозяйстве есть?

— Есть германские, свейские, британские. Что сами делаем, что приспосабливаем под свои нужды. У меня целая полусотня там, в лесочке тренируется. С обрезами для конного бою. А что тишина стоит, так они, наверное, стволы чистят после ночных стрельб.

— А это у тебя сабельник? — Царь выгнул бровь. — Вот тот, с двумя клинками. Где так наловчился? — Он показал на маленького вертлявого человека, который кузнечиком скакал по траве, а в руках его, рисуя расплывчатые круги, вращались две короткие кривые сабли.

— Он татарин, из выкрестов. Ловкий черт! А умение нам от древних македонцев досталась. От воинов Александра Великого.

— Знатно. А тут у тебя что? Мужики обнимаются? — Царь показал на лоснящиеся тела, азартно вытаптывающие в невысокой траве почти идеальный круг.

— Не обнимаются, а борются на азиатский манер.

— А чего не на греко-римский?

— Так в греко-римском ногами цеплять нельзя, токмо рукой да плечом орудуй. А тут подсечки, подножки. Сил уходит немного, а польза велика.

В этот момент один из мужчин оторвал другого от земли и бросил через себя. Дернув в воздухе босыми ногами, тот приземлился на спину.

— А по мне, так на кулачках или саблюкой рубануть.

— Мы и саблюкой учим, и на кулачках, и из самострела. И даже ножевую науку даем.

— На ножиках-то зачем? У тебя же не тати ночные, а государево войско!

— Это особый отряд. Надо, например, человечка какого выкрасть, крепостцу небольшую у врага отбить или канцлера какого с бургомистром припугнуть, чтоб не очень залупались. Кого послать? Мужиков необстрелянных? Им без няньки ходу нет. Вон под Смоленском — боевое крещение!.. Половина под стенами полегла, половина из оставшихся после от ран окочурилась. А на стенах-то ополченцы одни были. Вот я и хочу приготовить таких волков, чтоб десяток, да что десяток — чтоб одного в овин запусти, он все стадо и порежет.

— Так, может, мне дружину вовсе распустить, если твои орлы со всеми напастями справятся? — усмехнулся Василий.