Дарья Плещеева - Операция «Аврора»

В свое время, полвека назад, когда на Хитровской площади стихийно образовалось что-то вроде биржи для прислуги и сезонных рабочих, вокруг понастроили харчевен и трактиров, выросли и доходные дома с дешевыми квартирами. Но площадь в конце концов облюбовали нищие, воры, дешевые проститутки и беглые каторжники. Ее окрестности стали жутким грязным лабиринтом. Назначить Хлопоне рандеву в трактире, что ли? Да туда сунешься и выскочишь враз, как ошпаренный — такое амбре!..

— Китай, Китай… — пробормотал Аркадий Францевич. — Доренко, что ли, призвать? Ну, отчего бы нет?

Доренко был старый городовой, лет чуть ли не восьмидесяти, проживавший в Большом Ивановском переулке. Место он, уйдя на покой, выбрал неплохое — возле Ивановского монастыря. Туда хоть каждый день ходи на службы да заводи душеполезные беседы с иноками. Но, насколько знал Кошко, старик встречался не только с монахами, были у него приятели и с Хитровки — такие же седобородые деды. Сорок лет назад Доренко то гонял их, то договаривался с ними, а теперь наступило вечное перемирие: сидят рядышком в трактире да вспоминают буйную молодость…

Кошко потянулся к малахитовому письменному прибору — написать записку Доренко. В записке просил сыскать тех, кто у Хлопони на побегушках, и передать приглашение: начальник Московского сыска ждет-де в полдень в «Славянском базаре».

Выбор ресторана должен был успокоить Хлопоню — там-то уж Кошко не устроит засаду, место почтенное. Опять же, лестно получить приглашение в «Славянский базар»! Заведение роскошное и модное. Да и забавно встретиться с заклятым врагом за столом, уставленным причудливыми закусками…

Но самое главное, там никто из ворья не увидит, как Хлопоня с Кошко пьют дорогой коньяк.

Мистер Ходжсон и мистер Браун хмуро таращились в окошко. Там была московская зима — падал густой снег.

— Леонид Игнатьевич, переведите, — велел Кошко. И студент исправно перевел: господ Ходжсона и Брауна просят ехать в снятую для консула квартиру, куда в течение нескольких часов будут доставлены украденные вещи.

— Поезжайте с ними, — сказал переводчику Аркадий Францевич, — убедитесь, что их доставили на место. Ибо наши извозчики по-английски не разумеют, могут из баловства завезти куда-нибудь в Коломенское.

Возницын молча согласился: извозчики тоже люди, тоже греются водочкой, а уж по случаю Рождества — так тем паче. А кого спьяну не тянет на дурости?

— Никишин, берите извозчика и аллюром три креста — в Гнездниковский. Там, кровь из носу, найдите Лапинского и отдайте ему записку для Доренко. И тут же обратно!

— Будет сделано, — понуро ответил агент. Он понимал, что нахлобучка еще впереди.

А Кошко задумался. Обещать-то он англичанам обещал, но где сказано, что Хлопоня с добычей помчится к себе домой? Может, уже вовсю пропивает консульские денежки? Должен же и он отпраздновать Рождество.

Вместо того чтобы поехать в Гнездниковский, Кошко велел везти себя к «Мюру и Мерилизу». Он видел в газете рекламку удивительной игрушки — английского детского беспроволочного телеграфа. Младшенькому, восьмилетнему Кольке, наверняка понравится. Будет с соседским Алешкой играть в «маркониграфистов». Стоит, правда, эта игрушка бешеных денег — шестьдесят пять рублей. Лошадь за эти деньги можно купить. Тут еще десять раз подумаешь… Но посмотреть, как действует телеграф, необходимо. Вдруг да пригодится в сыскной работе?

Услужливые продавцы все рассказали и показали, но Аркадий Францевич телеграф не купил, потому что не справился с противоречием: «Ведь в хозяйстве пригодится! — Но шестьдесят пять рубликов!» Однако сделал в памяти зарубочку…

Одновременно с изучением телеграфа он думал, как провести разговор с Хлопоней. Этот тип мог бы пригодиться в полицейском хозяйстве. Он был из тех ворюг, что раньше называли «пертовыми мазами» — старики еще помнили давний воровской жаргон и охотно учили ему молодежь, да только молодежь все порывалась изобрести свой собственный. Пертовый маз — своего рода аристократ, известен успехом в крупных делах, на мелочи не разменивается, обладает авторитетом и участвует в сходках, на которых делят всякие спорные вещи. Что бы тут изобрести?..

От «Мюра и Мерилиза» до Никольской было рукой подать, и Кошко отправился в «Славянский базар» пешком. Ресторан, хоть время было далеко не обеденное, оказался почти полон. Заведение славилось своими завтраками. Казалось бы, уж в рождественские-то дни можно отдохнуть от забот в кругу семьи, но Кошко увидел в большом двухсветном зале знакомые физиономии коммерсантов и финансистов: как привыкли в «Славянском базаре» обсуждать сделки, так и отцепиться от него не могут.

Разумеется, в ресторане дежурили свои сыщики. Аркадий Францевич отошел от столика, вроде бы в мужскую комнату, и, изловив сыщика Альперовича, которого сам же сюда рекомендовал, объяснил ситуацию: Хлопоню впустить и выпустить беспрепятственно, тем более что вор вряд ли на сей раз будет безобразничать.

Хлопоня не преминул блеснуть элегантностью — явился во фраке. Это в дообеденное-то время! Кошко с любопытством наблюдал, как он идет прямиком к его столику.

— Присаживайся, — сказал Аркадий Францевич, блеснув знанием воровского этикета: боже упаси предложить «садись». — Я угощаю. Красиво ты в Москве прописался, есть чем похвастаться. Красиво! А я такое ценю.

Хлопоня пока не понимал, о чем речь. Но на всякий случай быстро огляделся. Он, конечно, сообразил, что речь пойдет о сегодняшней добыче. Вряд ли сам Кошко позвал его, чтобы поздравить с Рождеством. Но о которой добыче? Вылазка на Николаевский вокзал принесла портмоне, два кошелька, браслетку с подозрительно крупными камнями и три портсигара, не говоря уж о часах. Оба помощника показали себя с лучшей стороны, да и сами получили пользу, поглядев, как работает опытный щипач.

— Да ты не бойся, Хлопонин, сегодня тебя не тронут, — пообещал Аркадий Францевич. — Отлично ты вернулся. Сразу заявил: вот как настоящие воры действуют, учитесь, сопляки! Только не пойму, откуда ты про этого Ходжсона узнал? Не может быть, чтобы тебе из Питера телефонировали. Или уже и до этого дошло? Первого же своего московского лоха ты выбрал прямо на загляденье!

Тут до Хлопони понемножку стало доходить. В портмоне обнаружились визитные карточки на заграничном языке и бумажки, написанные не по-русски.

— Да уж постарался, — осторожно сказал он.

— Вот и я о том же! Красиво получилось, ничего не скажешь. Не абы кого обчистил! Не дуру-барыню, не пьяного купчишку. По всей Хитровке, поди, шум пошел: Хлопоня-то каков! Одно плохо…