Олеся Велецкая - Черное и черное

Мысль о близкой душе отрезвила его и полностью вернула в реальность. Он вспомнил об Эрте. Где-то в этой зловещей гнетущей тьме она. Одна, сражается с пугающе-непонятным чужеродным безжалостным злом, уничтожившим ее мир, и способным уничтожить его мир тоже, и она знает что умрет. Он должен как-то попытаться спасти ее. Или умереть вместе с ней. Извиваясь, скрипя зубами от напряжения и боли, он нечеловеческими усилиями высвобождал свое тело из-под коня. Ноги, как он и предполагал, были сломаны. Значит от меча и кинжала пользы мало, — подумал рыцарь — надо искать арбалет. Он снова потянулся к коню и начал обшаривать снаряжение, пытаясь добраться до седла. Через какое-то время он, с удивлением обнаружил, что слышит издаваемые им звуки и что его глаза, привыкая к тьме, начинают видеть очертания окружающих предметов. Он провалился в какую-то яму, это была не та тьма, которая убивала все вокруг снаружи. Найдя арбалет и болты, он прикрепил их за спиной и пополз вверх, цепляясь за выступающие камни, изо всех сил напрягая мышцы, подтягиваясь и перебрасывая свое тело с одной руки на другую. Вверх. Еще вверх. И еще.

Он не считал, сколько времени прошло до того, когда он почувствовал свежий воздух, сквозивший в яму с поверхности, еще чуть-чуть, еще пару усилий. Там, наверху, можно будет немного отдохнуть. Наконец, он нащупал кромку ямы и стал вытягивать свое тело на поверхность. Сжав зубы, он молил бога только об одном, чтобы его не успели убить, раньше, чем он будет готов забрать с собой в мир иной хоть сколько-нибудь врагов, хоть как-то облегчив Эрте ее положение. Оказавшись на поверхности, Ульрих перевел дух, достал арбалет, зарядил его, затем на всякий случай освободил одну руку, на случай, если меч окажется более полезным. И попытался оценить ситуацию. В следующий момент тьма исчезла.

Ошеломленный, он тряхнул головой, чтобы убедиться, что ему это не кажется. Но, тьма не вернулась. Она ушла. Озираясь вокруг, он увидел яму, из которой только что выбрался. Некоторые глыбы были разбиты конскими подковами, некоторые камни почти раскрошены. Рыцарь подобрался к краю ямы и посмотрел вниз. Туда, где лежал труп Грома. Он был неузнаваемо изодран почти в клочья, кое-где, сквозь разорванную плоть, белели кости. Ульрих оцепенело начал догадываться, что произошло. Тяжело раненный в бою, умирающий конь, не видя пространства для отступления, почувствовал свободную пустоту под камнями и последним мощным усилием попытался вынести хозяина в безопасное место, разбив камни и кинувшись вниз. Весь последний чудовищный удар чудовищного врага пришелся на тело лошади. Ульриха враг не достал.

Последний раз посмотрев вниз, на тело коня, Ульрих попрощался с ним навсегда:

— Что ж, друг мой, хранитель, спасибо тебе за все. Я в неоценимом долгу перед тобой. Надеюсь, ты попадешь в лошадиный рай и найдешь себе там красивую лошадку. Уверен, что с кобыльим полом у такого достойного красавца, как ты, проблем не будет. И пусть тебе будет хорошо на небесах. Я тебя не забуду.

Потом он отвернулся от ямы и, волоча за собой ноги, пополз в сторону, откуда слышались человеческие стоны и хрипы, в надежде узнать что-нибудь о судьбе Эрты. Не успев преодолеть и пары метров, он услышал ее голос. Она пела. Необыкновенно красивую мелодичную колыбельную. Она все-таки сошла с ума? — подумал он. Сбросив шлем и арбалет, сбросив все снаряжение, которое могло его замедлить, оставив только кинжал и меч, он, собрав все свои силы, усиливая их возникшей острой тревогой за нее, пополз на звучание ее голоса.

Эрта рыдала, не в силах остановиться, и впервые жизни не заметила чьего-то приближения к ней. Но, она даже не вздрогнула, когда сильные руки легли на ее плечи, потом обхватили ее, всю, и сильно прижали к жесткому телу. Ульрих обнимал ее, молча целовал ее лоб, глаза, лицо, руки, пытаясь успокоить. Потом он сказал:

— Расскажи. Я хочу знать, что заставило тебя плакать. Я должен знать что это. Я не хочу больше допускать ничего, что заставит тебя плакать.

— Ты уверен, что хочешь знать? Ты не поверишь. Не сможешь.

— Рассказывай.

И она начала рассказывать. Сначала безразлично, потом зло, потом огорченно, потом жалобно, как ребенок. Она рассказывала ему всё. От начала до конца. От самого своего рождения и до смерти. До смерти Существа. А в ее голове и сердце все еще звучали первые и последние, единственные слова Существа, за всю историю Живого Содружества: «Ульрих… любовь…» Это все-таки рай! Пусть даже она попала в него слишком рано. Он спас ее мир от непонимания. Два мира, Возможно, и больше. В раю живут ангелы. Ангелов нельзя не понять, и они не могут не понять ее. И он понимал, и ни разу не усомнился в ее словах.

Ульрих молчал и слушал, запрокинув голову, упершись затылком в каменную глыбу, наморщив лоб и крепко прижимая к себе Эрту, по-детски прильнувшую к его груди и успокаивающуюся теплом, непоколебимой надежностью его души и близостью его самого. Он верил.

— Я должна найти их. И я должна уйти с ними, — закончила она.

— Ты попадешь в свой мир?

— Скорее всего, нет, скорее всего, это невозможно. Это же был не обычный прыжок, это была судорога поврежденной Вселенной, и каждый раз она была новой формы. Каждый раз менялись условия. Мой прыжок с ними — разорвал время. Думаю, они просто разделились в нашем в мире, и пока все живые, кто участвовал в прыжке, не собрались в одном месте, прыжок не мог произойти. Та планета, с которой прыгнула я, была последней обитаемой в нашем мире, все живые находились на ней, в одном месте. Но теперь, когда я понимаю, в чем дело, я могу прыгать с ними. И выкидывать из сетей их голоса до прыжка все лишние условия. Они не будут убивать. Не успеют.

— Но, ведь ты не бессмертна?

— Нет. Но, пока жива, они не будут никого больше убивать. А проживу я долго.

— Останься со мной до тех пор, пока они не вернутся.

— А если они будут убивать по дороге сюда?

— Мы об этом узнаем. Искать их все равно бесполезно. Ты не успеешь никого защитить, если они будут убивать по дороге. Но, если ты уйдешь отсюда, им придется искать тебя дольше.

— Да, ты прав, я останусь.

— И я думаю, нам нужно пожениться, — сказал он.

Эрта ошеломленно посмотрела на него.

— Зачем?

— Потому что, я вижу только один наиболее надежный вариант, который может изменить исход вашей нелепой войны. Тебе придется выйти за меня замуж. Нам придется родить много детей и оставить им строжайший священный наказ, обязательный для исполнения всеми последующими поколениями Бонненгалей: любой ценой дожить до твоего времени и оставить предупреждение твоему миру. Чтобы спасти два мира мы должны быть вместе до самого конца. И даже дольше. Один я этого сделать не смогу. Потому что я смертен, и когда ты уйдешь с ними, я не смогу родить детей больше ни с одной женщиной. Боюсь, что даже ради спасения своего мира и выполнения долга. Я могу быть только с тобой.