Максим Войлошников - Чернокнижник

Лодья подал императрице нечто вроде толстого цилиндра со стеклами, переднее было матовым, но казалось, что в глубине его клубится какая-то муть.

— Но здесь же…

— А вы вглядитесь. Заслоним свет ширмой, и…

Через полчаса Екатерина вышла наружу бледнее мела.

— …Но это же… Unm? glich! Unm? glich! Невозможно! — повторяла она. — Что скажет Вольтер!

— Но все это правда! А Вольтеру этого увидеть не дано, Ваше Величество! — вышел за нею Лодья. — Вы должны принять это, как часть своего наследия. И еще, уже личное. Я просил бы вас одобрить мой проект экспедиции для исследования полярных широт, которыми мы могли бы достигать Америки. Я считал бы венцом своей жизни осуществление такого исследования.

— Да, да! Я поддержу ваш проект, — поспешно кивнула императрица, словно торопясь покинуть дом академика.

Постороннему наблюдателю могло бы показаться, что в этот солнечный день императрицу охватил какой-то иррациональный страх.

Коллежский регистратор Савва Яковлев получил приглашение посетить дом статского советника Гавриила Лодьи. Было о чем задуматься — чин коллежского асессора соответствовал майорскому, в то время как статского советника — бригадирскому. С другой стороны, кто такой академик Лодья, домовладелец, и кто Савва Яковлев, родом из городка Осташков, владелец квартала на Садовой и дворца у Обухова моста? Начал Яковлев с розничной торговли мясом у дворца и, выделившись голосом и внешностью, был Елизаветой Петровной, неравнодушной к хорошим мужским голосам — вспомним певчего Алексея Розума, ставшего Разумовским, — сделан придворным поставщиком телятины. Тут он ударился во все тяжкие, торговал мясом и рыбой, покупал ткацкие мануфактуры, не забывал кредитовать государство. Поэтому неудивительно, что основным источником накопления его денежных капиталов стали питейные откупы в столице. Потом были военные поставки — впрочем, его быстро поймали на махинациях — и наконец, должность обер-директора таможни и миллионы, нажитые на таможенных откупах. На деньги, пожертвованные им, на Сенной площади в Санкт-Петербурге была построена церковь Успения Пресвятой Богородицы, а пятисотпудовый колокол на ней мог звонить только по дозволению зазнавшегося жертвователя — ключ от замка висел у Яковлева на шее.

Обласканный Петром III, которому сумел угодить, он был возведен им в потомственное дворянство. Да тут случился переворот — и Яковлев с недовольством встретил воцарение Екатерины II, за что был ею награжден пудовой чугунной медалью на шею для ношения в праздники. Но сумел восстановить ее расположение щедрой благотворительностью, и ныне был привлечен к организации морской торговли с заграницей.

По возрасту они были почти ровесниками — Лодья на пару лет постарше. Решил-таки господин Яковлев заехать к академику, потому что хорошо разбирался в подноготной столичной жизни, и знал, что Лодья — не просто секретарь Академии и статский советник. И о посещении его царицей Екатериной был осведомлен.

— Здравствуйте, господин Лодья! — приветствовал он хозяина, встречавшего его в дверях снятой шляпой.

— Хлеб да соль, господин Яковлев! — отвечал ему тот. — Проходите и садитесь.

Отдав человеку богатую шубу, гость прошел в гостиную.

— Зачем зван, Гавриил Степанович? — спросил он, размещая в кресле свои крупные телеса и бросая на хозяина взгляд умных и холодных глаз.

— Разговор о богатстве пойдет и о влиянии, и о служении России.

— И какова же цена этому? — спросил Яковлев, прищурясь.

— Цена — твоя жизнь, Яков Яковлевич, — отвечал хозяин, садясь в кресло.

— Это как же? — удивился тот.

— Ты — богатейший купец российский, с заграницею торгуешь. Наукам не чужд — на университет многие тысячи давал. А потому знаешь, что богатства России — ее железо, медь и другие металлы.

— Слыхали мы об этом…

— Ты человек хваткий, оборотистый, небесталанный, жестокий, когда надо, на руку, правда, не очень чист, да ведь все для своего дела, не так ли? — сказал Лодья.

— Ну, так уж нечист… — обиделся Яковлев.

— Под судом ты за свои поставки в армию побывал…

— Ну, не доказали же… С кем не бывает!

— Не об том речь, Яков Яковлевич. Сюда смотри.

Лодья наклонился и, словно фокусник, показал купцу золотое кольцо. Тот невольно потянулся к перстню. Лодья не отдернул, но предостерегающе поднял палец:

— Погоди, сначала объясню, за что берешься. У нас всегда один главный хозяин русскому железу. С петровского времени — Демидовы, отец и сын. Затем, после смерти Акинфия, — Петр Шувалов, неважнецкий, как хозяин, но с размахом. Я ему помогал, как мог. Этот перстень, как умирал, он велел мне передать. От Елизаветы Петровны он его получил. А ей Демидов передал, незадолго до смерти. Смекаешь, что это?

— Что? Знак какой? — с непониманием смотрел гость на кольцо.

— Сказку о золоте Нибелунгов, золоте из пещеры дракона, немецкую, читал?

— Нет.

— Первым его Никита Антуфьевич Демидов заполучил, когда нашел на Урале пещеру с сокровищами дракона, и выплавил мягкое медистое горное железо, которому равного нет. Кольцо это старое, у кого оно, у того и богатство уральское. А только проклятие на нем — твое же богатство на тебя и смерть призовет. От отца перешло оно к сыну, а тот, по совету моему, отдал его императрице. Только, отдав его, себя не спасешь — наоборот, скоро погибнешь, как с Акинфием Демидовым было. Такое кольцо, в руки взяв, надо постоянно заводы строить или приобретать, развивать дело — остановиться не сможешь, иначе — гибель. И о русском народе помнить, какой на твоих заводах работает. Демидов сначала пытался работников в худом теле держать — а потом понял, и у него в Невьянске наилучшие условия для работного люда были, сравнительно с другими владельцами.

— Чего же ради меня выбрал?

— Капитал у тебя есть и жилка хозяйственная. Тебе советы дам. Елизавета Петровна отдала некоторые заводы в негодные руки. У братьев Демидовых тоже не у всех дело идет. Ты бери под себя заводы уральские, совокупи их. Прокопий Демидов тебе Невьянск уступит, с него и начнешь…

— Дело интересное. Давай кольцо, — протянул руку Яковлев.

— Бери и помни: отныне твоя жизнь — уральские заводы.

Двадцать лет, с середины 1760-х по самую смерть в 1784 году, Савва Яковлев скупал и строил заводы, и было у него их под конец двадцать два, больше, чем у первых Демидовых.

Через некоторое время Лодья подал в Сенат всеподданнейший проект об организации полярной экспедиции для исследования маршрута через Северный полюс. Он основывался на гипотезе существования открытого морского бассейна в приполярных широтах. Лодья высказал мысль, что мощные льды имеют материковое, пресноводное происхождение. Подобная идея позволила ему предсказать существование Антарктиды по косвенному признаку — по наличию айсбергов в высоких южных широтах. Он предположил, что и льды Ледовитого океана образуются в устьях великих северных рек. И вдалеке от побережья, за восьмидесятой параллелью, море летом свободно ото льда. Случившееся более полтораста лет тому назад плавание голландца Виллема Баренца к Новой Земле, на северном окончании которой он успешно перезимовал, казалось, подтверждало теорию о свободном полярном море. Хотя, заметим, что, спустя еще шестьдесят лет, в 1820-е годы капитану Ивану Федоровичу Литке за несколько плаваний так и не удалось из-за льдов достичь северного предела Новой Земли… Но мог ли уроженец Севера Лодья так жестоко ошибиться? Или он располагал древними сведениями, происходившими из тех времен, когда эллины и римляне были еще дикарями и когда положение дел в северных морях соответствовало его гипотезе?