Владимир Москалев - Нормандский гость

– Я сохраню ее, будь покойна. Мы давние подруги, иначе ты сразу же послала бы меня ко всем чертям с моими расспросами.

– Ах, Адель… – и Эмма бросилась в объятия подруги, – мне так одиноко и тяжело… Столько горя сразу свалилось на меня… Я будто в подземелье, брожу во тьме, натыкаясь на стены, скользя на холодном полу; вокруг меня смрад, какие-то шорохи, вздохи, отвратительные крики бесов, приспешников Вельзевула… И нет мне выхода из этого ада, ибо путь мой лежит туда, к огромному котлу, в котором черти варят живыми души грешников. Но вот впереди, буквально рядом, появляется свет, и в этом свете возникает рука – огромная, тяжелая, способная одним разом удавить всех бесов, вобрав их в кулак. Рука эта тянется ко мне, чтобы вытащить меня из этого подземелья, не дать умереть, а водворить на свет божий, вернуть к жизни, радости, любви!..

– Такая рука может принадлежать только одному человеку, – тихо произнесла Аделаида.

– Да, Адель, ты угадала. Это Можер! Теперь ты понимаешь, что у меня на душе. Я живу лишь днем, когда вижу его, ночью же погружаюсь во мрак, в то самое подземелье. А утро – это свет, в котором появляется его рука. Она тянется ко мне, ибо некому больше спасти меня, вытащить из царства тьмы. И знай, Адель, то, что сейчас скажу, сбудется, потому что не могу жить без этого человека. Наверное, я покажусь тебе сумасшедшей, но помни: не станет его, уйду и я…

– Глупая! Во-первых, утри слезы, – попыталась утешить подругу Аделаида, доставая платок и утирая ей глаза и щеки, – или мало ты их уже выплакала? Откуда только они у тебя берутся? А во-вторых, перестань городить чепуху. Тебе всего тридцать восемь, прожита лишь половина жизни, а ты уже о смерти: о мраке, о чертях… Но хорошо хоть влюбилась, я рада за тебя.

– Правда? – воскликнула Эмма и принялась целовать подругу. – А я боялась, ты не поймешь.

– Да где уж мне… – пробормотала Аделаида и почувствовала, как задрожал предательски подбородок. – Ну вот, ненормальная, и меня довела до слез… Но хватит, что мы в самом деле… Хочешь честно? Я завидую тебе, Эмма, хоть ты и рисуешь будущее в черных тонах. Зато любишь и этим счастлива. Немало для женщины в твои годы. А вот я… знаешь, любви уже нет. Все прошло. Но жизнь удалась, и это главное. А любовь… – она вздохнула, – вероятно, бывает лишь в молодости, когда ты еще не замужем…

…В этот же день – нарочно, нет ли, – но вышло так, что они встретились. Один на один, с глазу на глаз, поздно вечером в коридоре при неверном свете чадящих факелов на стенах. Можер шел к конюшням, к любимым лошадям и Гийому, с которым успел подружиться. Эмма шла навстречу, без Вии, которой завладели в этот вечер фрейлины. Шла, ни о чем не думая, влекомая одним – прогуляться в парке перед сном, с недавнего времени это вошло у нее в привычку.

И вдруг… Сердце ее забилось сильнее, потом вдруг замерло; не стало даже дыхания, так ей показалось. Шагах в пяти от Можера она остановилась, ноги не шли дальше. Мало того, стали подкашиваться.

Замер и он. И произнес только одно: «Эмма…», как она подбежала и упала в его объятия. Крепко обнимая ее, Можер молчал. А она, чувствуя, как упруго вздымается его грудь, а руки ласкают ее тело, знала, что не нужны сейчас никакие слова. Ведь этот светлый миг, это маленькое женское счастье, о котором она столько мечтала, орошая слезами подушки по ночам, – все это сбылось! «Теперь он мой, мой, – стучало у нее в мозгу, – и я не выпущу его ни за что на свете, ни под какими пытками не откажусь от того, которого люблю, которого наконец-то нашла!» И этот миг, такой сладостный, единственный и неповторимый, исторг у нее слезы. Но вызваны они были в этот раз не горем, а радостью, и она улыбнулась, подумав об этом. И тут же спросила у себя, отчего она так часто плачет. Ответ искать надлежало в глубинах души, а у нее не было сейчас на это времени.

– Я так долго ждал этой встречи, – тихо произнес Можер.

– И я тоже, – подняла она на него глаза.

– Ты знала, что я здесь пойду?

– Нет. А ты?

– И я не знал.

– Значит, это судьба.

– Да, Эмма.

– Ты шел ко мне?

– Я шел к лошадям.

– А теперь?..

– Мы идем к тебе.

– Я люблю тебя, мой славный рыцарь, – закрыв глаза, вся тая в его объятиях, прошептала Эмма.

И они пошли к ее покоям, где ждала их, убеленная лунным светом, дивная и незабываемая ночь их любви.

Утром Вия вошла к Эмме, как всегда, без доклада и, одарив ее улыбчивым взглядом, что означало для обеих обычное приветствие, на миг приостановилась. Улыбка королевы сразу же показалась ей не естественной, какой-то вымученной, а ее глаза, всегда устремленные на воспитанницу и излучающие радость, на этот раз беспокойно забегали по сторонам. Эмма поймала себя на этом и тотчас вернула прежний взгляд, но было уже поздно. И снова она выдала себя: ее пальцы беспокойно забегали по столу, ничего не ища, но явно не находя себе места.

Этого было достаточно. Теперь Вия знала, где Можер провел ночь. Однако понимала, что не вправе требовать объяснений: разве она ему жена, и он не волен поступать как ему хочется? Одного она не могла понять – предательства Эммы. Так она назвала это и теперь размышляла, что же предпримет дальше королева-мать, что скажет ей? Молчать она не должна, ибо тотчас потеряет уважение Вии, которое уже не вернет, находясь отныне в полосе отчуждения.

Подумав так, Вия не подала виду, что обо всем догадалась. Спокойно, как обычно, правда погасив улыбку, подошла к столу и уселась на один из стульев – вольность, дозволенная только ей.

О том же подумала и Эмма и теперь не знала, как начать. Однако она не собиралась оправдываться, с какой стати?.. И вдруг кольнуло в мозгу: ведь это Вия, а не просто фрейлина или одна из служанок! Ее воспитанница, дочка, как сама она называет девушку! И это обязывало к полной откровенности, исключающей… измену! Вот слово, которое не должно воздвигнуть меж ними преграду, какая бывает между соперницами. И это холодное и враждебное ей слово, отвергаемое сознанием, тотчас заставило Эмму заговорить.

– Ты сегодня позднее обычного, – мягким голосом проговорила она, кладя теплую ладонь на руку Вии.

– Так сладко спалось, что даже не хотелось вставать, – вполне естественно улыбнувшись, ответила девушка. И вдруг смела улыбку с лица. – Но ваша рука почему-то вздрогнула. Мой ответ показался странным? Быть может, вам нездоровится?

Рука у Эммы и впрямь вздрогнула, потому что живо представилось продолжение: «А как спали вы? Надеюсь, крепко и без дурных сновидений?»

Она лихорадочно начала придумывать ответ, но Вия опередила: