Виктор Поротников - Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая

Московский князь и его свита, не задерживаясь на ночлег, выехали из Троицкого монастыря на лесную, подернутую сумерками, дорогу. Рядом с Дмитрием Ивановичем, гарцевавшим на белом длинногривом жеребце, ехали верхами два плечистых монаха в черных мантиях с вышитыми на них белыми священными символами, в «шлемах спасения» — островерхих черных кукулях на голове с изображением креста на них. По церковным понятиям, в подобном облачении монахи должны были выходить на бой с Дьяволом. Ныне же дьявольская сила ассоциировалась для русских людей с полчищами Мамая.

От Москвы колонны русской рати двинулись на юг, к Коломне, возле которой заканчивались владения московского князя и начинались земли князя рязанского. Полки двигались тремя дорогами: по главной вдоль Москвы-реки, по дороге на Серпухов и по Брашевской дороге на Лопасню.

Под Коломной уже стояли войска, пришедшие сюда ранее из Серпухова, Тарусы, Калуги, Медыни и Вереи. Главенствовал над этой ратью серпуховской князь Владимир Андреевич Храбрый, доводившийся двоюродным братом московскому князю. Отряды, подходившие со стороны Москвы, разбивали шатры рядом со становищем Владимира Храброго по обоим берегам речки Коломенки и на берегу Оки. Поля и луга вокруг Коломны запестрели множеством палаток, шалашей и крытых холстиной возов. Огромные табуны расседланных коней паслись в низинах и дубравах; гул от многих тысяч ратников, собравшихся на небольшом пространстве, был слышен за версту. Дым от костров окутал окрестности близ Коломны, подобно густому туману.

Ослябя и Пересвет намеренно поднялись на крепостную башню в Коломне, желая оглядеть с высоты станы, вместившие ополчения из ближних и дальних земель Владимирской Руси. Еще по пути сюда они имели возможность увидеть реющие над войсковыми колоннами стяги с гербами Суздаля, Мологи, Ярославля, Костромы, Белоозера, Стародуба, Углича… Казалось, вся Русская Земля откликнулась на призыв Дмитрия Ивановича сойтись с Ордой грудь в грудь. Пришли даже ратники из Пскова и Новгорода. Смоляне пришли.

— Что и говорить, невиданную рать собрал Дмитрий Иванович! — восхищенно молвил Ослябя, переходя от одной бойницы к другой. — Воеводы сказывают, больше ста тыщ воинов под Коломной собралось, и полки продолжают прибывать.

— Однако ж из Твери ратники не пришли, — заметил Пересвет. — Хотя тверской князь и признал над собой главенство Дмитрия Ивановича, но выступать на его стороне против Мамая он явно не спешит.

— Выжидает хитрец Михаил Александрович, — усмехнулся Ослябя. — Надеется на то, что не одолеет князь Дмитрий ордынцев, тогда Москва падет, а Тверь, наоборот, возвысится.

— Нижегородский князь Борис Константинович тоже решил в стороне отсидеться, — проворчал Пересвет.

— И неудивительно, — вставил Ослябя, — ведь Борис Константинович женат на дочери покойного Ольгерда. Мария Ольгердовна и настраивает его против московского князя. Тем паче что Ягайло, брат Марии, заключил союз с Мамаем.

Из душного чрева мощной бревенчатой башни, топая сапогами, вынырнул на верхнюю площадку через квадратный люк молодой безусый челядинец. Его послал сюда здешний епископ Герасим, который приглашал Ослябю и Пересвета в свои хоромы на вечернюю трапезу. Дабы не показаться невежливыми, Ослябя и Пересвет тотчас спустились с башни и, сопровождаемые слугой, направились по извилистым улочкам Коломны к епископскому подворью. Там они оставили свою поклажу и лошадей, на которых приехали в Коломну вместе с дружиной Дмитрия Ивановича. Московский князь и его свита разместились в тереме здешнего воеводы Карпа Олексича, а Пересвета и Ослябю пригласил к себе на постой епископ Герасим.

За столом в трапезной епископа разговор зашел о том, что после недавней кончины митрополита Алексея Дмитрий Иванович прочит на это высокое место русского священника Митяя. В Царьграде же Вселенский патриарх Филофей уже назначил митрополитом вся Руси болгарина Киприана, который сидит в Киеве и собирается приехать в Москву. В прошлое лето Дмитрий Иванович отправил Митяя в Царьград во главе большого посольства с целью добиться его посвящения в митрополиты, благо сумасбродный патриарх Филофей к тому времени уже умер.

— Не понимает Дмитрий Иванович, что упрямством греческих священников не сломить, их подкупом и хитростью брать надо, — молвил епископ Герасим, поглядывая на Ослябю и Пересвета своими маслянистыми плутоватыми глазами. О коломенском епископе шел слушок, что он на руку не чист и падок на хмельное питье. — Не по душе грекам Митяй, ну и не стоит его выдвигать в митрополиты! Ежели кто и годится в митрополиты, так это игумен Стефан, брат Сергия Радонежского. Уж вам-то сей благочестивый муж хорошо известен, други мои. Вот вы и замолвите слово за Стефана перед Дмитрием Ивановичем.

Ослябя и Пересвет недоумевающе переглянулись. Затем Ослябя произнес:

— Не тем ныне занята голова у Дмитрия Ивановича, владыка. Ему ведь вскоре предстоит с Мамаем биться.

— Да черт с ним, с Мамаем! — небрежно махнул рукой владыка Герасим. — Не совладать Мамаю с князем Дмитрием! Ведь Сергий Радонежский уже предсказал Дмитрию Ивановичу победу над татарами.

Ослябя и Пересвет опять обменялись взглядами, пораженные тем, как быстро распространяются слухи.

Епископ же продолжал твердить свое, мол, если Пересвет и Ослябя убедят Дмитрия Ивановича выдвинуть в митрополиты игумена Стефана, то он, Герасим, в долгу перед ними не останется. По лицу владыки было видно, что у него в привычке обделывать кое-какие дела с помощью звонкой монеты.

Ослябя захотел было узнать, какая выгода епископу Герасиму от становления Стефана митрополитом, но тот не пожелал откровенничать перед ним и Пересветом, уйдя от прямого ответа на этот вопрос.

Уже после ужина Ослябя сказал Пересвету, что епископа Герасима можно понять. Покойный митрополит Алексей радел о коломенском церковном приходе и о Троице-Сергиевом монастыре, а будет ли таким же радетелем Митяй, если станет митрополитом, неизвестно.

— Пожалуй, игумен Стефан при своем честолюбии и грамотности вполне годится в митрополиты, — промолвил Ослябя, — но слово за него перед Дмитрием Ивановичем следует замолвить не нам, а Сергию Радонежскому. Его-то слово весомее нашего!

— Что ж, брат, управимся с Мамаем и попробуем сподвигнуть на это дело игумена Сергия, — проговорил Пересвет, осматривая свою кольчугу, к которой он не прикасался долгих восемь лет.

Здесь же в Коломне Ослябя и Пересвет однажды столкнулись лицом к лицу с Корибутом Ольгердовичем. Они вышли из храма после утренней службы и осеняли крестным знамением тех из прихожан, кто хотел получить благословение от учеников знаменитого Сергия Радонежского.