Кирилл Кириллов - Витязь особого назначения

Это было страшно. Никаких финтов и уворотов – честная рубка с силой и скоростью крестьянской молотилки. Ягайло пытался парировать вскользь, но получалось плохо, к тому же сабля поляка все время соскальзывала ближе к рукояти. На пятом или шестом ударе занемела рука Ягайлы. Перебросить саблю в левую он не отважился. Стал отступать. Заскочил за какие-то ящики, сдернул один под ноги врагу, но тот грузно перескочил падающий предмет и в длинном выпаде достал Ягайлу в плечо. Острый кончик сабли раздвинул кольца и коснулся кожи. Даже не ранил, но от него по всему телу прокатилась леденящая волна страха. Витязь заскочил за накренившуюся на выбитые взрывом колеса телегу, скинул под ноги супостату мешок с мукой. Тот упал и разорвался.

Сабля сверкнула в разлетающемся облаке муки, но Ягайлу не нашла. Еще раз, с уже меньшей уверенностью. Под завесой белой, прорезаемой сполохами пожара мути витязь змеей обтек поляка, выпрямившись у него за спиной. Тот почуял, обернулся, взмахнул саблей, отбивая удар витязя, а вот летящей в пузо ноги не углядел. Тяжкий удар перекинул его через вытянутые оглобли и сбросил на землю. Раздался сочный шлепок по утоптанной земле. Ягайло прыгнул сверху и едва не напоролся на выставленное навстречу лезвие. С трудом отвалившись в сторону, упал рядом с поляком.

Пудовый кулак врезался в ухо. Преодолевая колокольный звон в голове, Ягайло, почти не целясь, пнул ногой и, толкнувшись руками, откатился. В том месте, где только что была его шея, карабелла чиркнула по земле, оставив на ней глубокую канавку.

Еще рывок, чтоб сберечь пальцы. Еще. Кончик польской сабли царапнул по кольчуге, задев многострадальные ребра. Сабля поляка снова поднялась для удара. Ягайло толкнулся с ног и одной руки, отпрыгивая елико можно дальше. Вскочил на колено. Пригнул голову, чтоб не снесла ее вражеская сабля. Выпрямился – и, уловив момент очередного удара, выпустил из руки свое оружие, схватив супостата за запястье. Крутанулся вокруг себя и, вырвав у не ожидавшего такого поляка саблю, взмахнул ею, продолжая движение. В неверном свете пожаров карабелла нарисовала сверкающий полумесяц. Обезглавленное тело постояло еще несколько секунд, мягко подломилось в коленях и упало прямо на груду бревен, вырванных порохом из стены.

Ягайло выпрямился, царапая лоб, размазал кольчужным рукавом по лицу смешанный с гарью и кровью пот. Огляделся. Защитники стояли понурые, не бросив, но опустив у кого какое было оружие. Один из воинов, широкоплечий русич в плосковерхой мисюрке[35], демонстративно вложил в ножны меч и склонил голову.

Плотным кольцом окружали их подоспевшие отвлекающие отряды. Белозубо ухмылялся Яромир, поставив сапог на курящиеся дымком развалины своей пушки. Поджимая ногу, стоял, опершись на свою огромную булаву, воевода Михаил. Все было кончено, крепость пала.

Еще могли, конечно, поднять оружие и сопротивляться ее защитники. Ягайло понял, для окончательной победы надо сломить их дух. Он вскинул руки вверх и издал торжествующий звериный рев. Ему вторили несколько сотен глоток победителей. Тогда, словно сами собой, выпали мечи и копья из рук защитников, подкосились ноги. Большинство сели и легли на землю, кто где стоял. Мужики навалились на них, стали вязать кушаками.

Витязь же направил стопы свои к крыльцу. Следом за ним захромал воевода. Встал за плечом Яромир. Невесть откуда появился Глеб, весь перемазанный засохшей болотной грязью, но донельзя бравый и гордый собой. И то сказать, для этой победы он сделал все, что мог. Несколько дружинников понятливо пристроились вслед.

Витязь ногой распахнул тяжелую дверь ратуши и первым прошел в небольшую центральную комнату. Посреди нее располагался стол на ножках из нетесаных бревен. На столе какие-то бумаги. Вокруг четыре человека в дорогих одеждах. По углам несколько воинов гордого вида с руками на рукоятях мечей. Но оружие из ножен не вынимали, видать, получили приказ не ввязываться, сдаваться на милость.

Пока дружинники забирали у них оружие, Ягайло пригляделся к знатным.

– Ба! – всплеснул он руками. – Кого я вижу?! Пан Браницкий, – узнал он вислоусого поляка, с которым разговаривал в Кракове. – Не могу сказать, что сильно удивлен вашим присутствием. И тебя, Эльдар, признаю, хоть лицезреть тоже не рад. – Он обернулся к воинам за своей спиной. – Первый подручный хана Тагая[36] и посол в Московском княжестве собственной персоной. Видать, тяжко хану поражение свое признавать? А ты, любезный, кто? – спросил он видного мужчину с воинской выправкой и в дорогой кольчуге под красной епанчой. – Не Владимир ли Андреевич, двоюродный брат князя Московского Дмитрия Ивановича, будешь? Тоже зело понятно твое присутствие в этой честной компании. И наконец, вот уж кого не ожидал видеть… – Он сурово сдвинул брови, перерезав их глубокой складкой.

– …Василий Иванович, единоутробный брат князя Смоленского Святослава, – прозвучал ломающийся голос.

Боярин в высокой шапке вздрогнул и уставился на статного юношу в измятых сечей болотных доспехах.

– Глеб?! Глеб Святославич, – трясущимися губами пробормотал тот.

– Что, не ожидал меня узреть, дядюшка? Думал, сгинул княжий сын? Смуту наводишь, пес? – В голосе звякнула сталь головотяпного топора.

– Не вели казнить, Глеб Святославич! – Княжий родственник сорвал шапку с лысеющей головы, кинул ее об пол, бухнулся на колени и пошел на них к княжичу. – Не по своей воле я то затеял.

– Дознаемся. – Глеб пнул дядю сапогом в бедро и обратился к дружинникам: – Вяжите их давайте, чтоб еще чего не учудили, ироды.

– Евлампия! Евлампия! – раздалось в дверях.

Все оглянулись. Там стоял Никифор в драной, заляпанной кровью и грязью рубахе под коротковатой кольчужкой древней выделки. В сбитой набекрень шапке.

– Ягайло, девица-то наша где? Она ж от тебя ни на шаг… А в сечу ты б ее брать не стал, мне ведомо. Но и на берегу ее нет, и в крепости нет. Я уж все отряды обежал, так отнекиваются все, а иногда ржут, как кони. Куда она девалась-то? Случилось что, витязь? – Никифор часто заморгал белесыми ресницами. – Скажи, не томи!

– Ну, Никишка, – Ягайло, ухмыляясь во весь рот, подошел и приобнял мужика за плечи, – как бы тебе это объяснить…

По пыльным дорогам Смоленского княжества, сопровождаемая отрядом вооруженных людей, медленно катила вереница телег. В первую, закрытую, заточили под крепкий караул четырех знатных пленников, до того крепко спутав руки и ноги. Василий Иванович и пан Браницкий вели себя тихо, пребывая в раздумьях о своей нелегкой судьбе. Посланец же ордынского хана и брат князя Московского все время свáрились высокими голосами. Иногда из-за деревянных стен раздавались глухие удары и вскрики. Но ни охрана, ни ехавшие в следующей, открытой, телеге им не препятствовали.