Джордж Макдоналд Фрейзер - Флэшмен в Большой игре

Он спросил, можно ли со мной поговорить, так что я убрал свою руку с талии Элспет и легонько подтолкнул ее к лестнице, прошептав на ушко, что я поднимусь наверх, чтобы продолжить атаку, после чего предложил гостю перейти к делу. Парень сделал это очень быстро.

— Я из казначейства, полковник Флэшмен, — заявил он, — меня зовут Хаттон. С вами желает поговорить лорд Палмерстон.

Я несколько оторопел. Первой моей мыслью было, что нам придется вернуться в Лондон, но Хаттон продолжал:

— Его светлость в Балморале, сэр. Не будете ли вы любезны проследовать со мной — у меня экипаж.

— Но, но… вы сказали лорд Палмерстон? Премьер… какого дьявола? Палмерстон хочет видеть меня?

— Немедленно, сэр, будьте так любезны. Дело срочное.

Ну, с этим я ничего не мог поделать. Я не сомневался, что это не розыгрыш — человек, стоящий напротив меня, просто излучал власть. Но хорошенькое это дело: едешь себе спокойно домой, а тут вдруг тебя ошарашивают, что известнейший из государственных деятелей Европы здесь, буквально за углом и хочет тебя видеть! Между тем малый уже почти подталкивал меня к двери.

— Погодите, — попросил я, — дайте время хоть переобуться.

Единственное, чего мне хотелось в этот момент, так это сунуть голову в ведро с холодной водой и немного подумать, так что, несмотря на всю его настойчивость, я еще раз попросил его подождать и поспешил наверх.

Какого черта вообще Пам здесь делает — и чего он может хотеть от меня? Я лишь однажды и то недолго виделся с ним перед отъездом в Крым, раскланивался на вечеринках, но он не удостаивал меня разговором. А теперь я вдруг срочно ему понадобился — я, полковник на половинном жалованье! Совесть у меня была чиста — во всяком случае, ничего такого, что бы могло его касаться. Все это было непонятно, но оставалось лишь подчиняться. Я в раздражении зашел в свою гардеробную, натянул плащ и нахлобучил шляпу, так как погода окончательно испортилась, и вздохнув, вспомнил о том, что Элспет, это бедное дитя, обречена была даже теперь ожидать очередного урока любви. Да, для нее это было тяжким испытанием, но долг зовет, так что я заглянул в ее комнату, чтобы целомудренно пожелать ей спокойной ночи — а там лежала она! Черт возьми, раскинувшись поверх покрывала, подобно развратным классическим богиням, а горничная, хихикая, прикручивала огонек в лампе. Из одежды на моей женушке был лишь большой веер из страусовых перьев, который я привез ей из Египта. Одетая, Элспет могла сбить с пути истинного даже монаха, обнаженная же, с пучком красных перьев на груди, она заставила бы самого Великого инквизитора сжечь свои книги. Я целую секунду колебался между любовью и долгом, а потом… «Да черт с ним, с этим Палмерстоном — пусть подождет!» — завопил я и бросился к постели, прежде чем служанка успела выскочить из комнаты. Никогда не упускай шанса — как говаривал герцог Веллингтон.

— Лорд Палмерстон? Оооо-ах! Гарри — что ты имел в виду?

— Не обращай внимания! — крикнул я, принимаясь за дело.

— Но Гарри — ты такой нетерпеливый, любовь моя! О, любимый — ты так и не снял свою шляпу!

«Это потому что я хотел быть хорошим мальчиком, черт побери!» И на несколько славных, украденных у долга минут, я позабыл и Палмерстона, и все на свете, удивляясь только, как моя идиотка жена умудряется не прекращать поток вопросов, одновременно оставаясь настоящей гурией из гарема. Насколько я помню, мы самым странным образом устроились на ее стульчике у зеркала, когда раздался осторожный стук в дверь и хихикающий голос горничной сообщил, что джентльмен внизу начинает терять терпение и интересуется, когда я наконец спущусь.

— Скажи ему, что я пакую багаж, — прохрипел я, — и тотчас же спущусь, — после чего страстно поцеловал Элспет, чтобы прервать хоть на мгновение поток ее вопросов, и бережно перенес мою любимую на кровать — всегда оставляй свои вещи там, где хочешь их потом найти.

— Не могу оставаться дольше, любовь моя, — проворковал я, — меня ожидает премьер-министр.

Ускользнув от ее отчаянных попыток задержать меня, я ретировался со штанами в руках, торопливо привел в порядок свой туалет, загнанно дыша, проскочил на лестницу и бросился вниз по ступенькам. Оглядываясь назад, могу сказать, что я правильно сделал, заставив правительство немного подождать, пока я отдам должное женщине, которая была единственной любовью всей моей жизни и последним приятным воспоминанием на долгие дни.

Дочь Ко Дали научила меня — и это работает, — что ни одно средство не способно так взбодрить трусоватого малого вроде меня, как хороший кувырок с красоткой. Некоторое время я пребывал под воздействием оного и не никак не мог взять в толк, зачем это мог понадобиться Палмерстону, но пока мы под сплошными потоками дождя пробирались в Балморал, я все еще убеждал себя, что, в конце концов, из всего этого ничего страшного не случится. Учитывая всеобщую симпатию, приятельские отношения с королевской семьей и восхищение моими подвигами в России, гораздо более вероятны были хорошие новости, чем плохие. К тому же ничто не предвещало дальнейших встреч с настоящими людоедами вроде старого герцога Веллингтона, Бисмарка или преподобного доктора «Гнев Божий» Арнольда. (В свое время мне приходилось стучаться не в одни двери, за которыми скрывались подлинные чудовища — уж можете мне поверить.)

Нет, Пам может быть просто старым нетерпеливым тираном, если он пытается запугать иностранцев и посылает боевые корабли, чтобы разделаться с даго,[21] но каждый знает, что в глубине души он настоящий спортсмен и добряк, который не прочь облегчить народу жизнь или даже рассказать сказочку. Конечно, печально известным оставался факт, что он предпочитал жить на Даунинг-стрит, а не на Пикадилли, потому что там ему больше нравился вид из окна, да еще махать с балкона простолюдинам и мастеровым, которые обожали его за то, что он умел говорить на языке, понятном простому народу, или устроить подписку в пользу старого боевого пса вроде кулачного бойца Тома Сэйерса.[22] Таков был Пам — и если кто-нибудь скажет, что он был всего лишь политически беспринципным старым негодяем, отмечу только, что мозги у него работали ничуть не хуже, нежели у других, более возвышенно мыслящих государственных деятелей. Единственное различие, которое я между ними наблюдаю, состоит в том, что Пам всегда делал свою грязную работу не пряча лица (конечно, когда ему грозили не более, чем проклятия) да еще и улыбался при этом.

Так что к тому времени, как мы проехали три мили до Балморала, я чувствовал себя вполне свободно — и даже был приятно возбужден — что должно показать вам, насколько чертовски мягким и оптимистичным я был в то время. Мне следовало бы помнить, что опасно слишком близко приближаться к принцам или премьер-министрам. Когда мы подъехали к замку, я быстро прошел вслед за Хаттоном через боковую дверь, поднялся на несколько пролетов по лестнице и остановился у тяжелых двойных дверей, на страже перед которыми стоял дородный штатский. Пока он открывал двери, я придал своим бакенам самый боевой вид и бодро вошел в зал.