Синтия Хэррод-Иглз - Черный жемчуг

Ральф приостановился, глядя в землю и пытаясь обдумать ситуацию. Он не часто задумывался и, благодаря неспокойным временам, вырос, так и не получив должного образования, но твердо запомнил принципы Мэри Эстер, заменившей ему мать.

– Так что нам делать, Эдуард? Не можем же мы оставить людей этому зверю.

– Сейчас нам нечего делать. Вероятно, времена переменятся, но теперь у нас нет выхода. Вот если дело дойдет до войны, тогда мы можем выступить в поход.

– Но такое бездействие отвратительно! – проговорил Ральф сквозь зубы.

Эдуард рассмеялся.

– Понимаю, мой старый вояка. В тебе жив дух моей матери. Помнишь, как она защищала церковь от Фэрфакса и всего его войска?

– Мама не допустила бы этого, – произнес Ральф, хорошо помня, о чем говорит Эдуард.

– Тогда были другие времена – еще был жив король, за которого надо сражаться, да и Фэрфакс был джентльменом. Боже, как я рад тому, что мама не видит, до чего мы дошли! Ее бы хватил удар. Вспомни, погибли все мужчины рода – Кит, Малахий, Фрэнк и Гамиль! – в молчании они смотрели друг на друга, вспоминая умерших. Затем Эдуард мягко проговорил: – Мы с тобой родились слишком поздно. Мы должны были тоже сражаться и погибнуть – по крайней мере, не пришлось бы терпеть нынешнего позора!

Ральф выпрямился. Предаваясь размышлениям меньше, чем Эдуард, он жил настоящим, и его спокойный темперамент не позволял ему отчаиваться. Кроме того, он любил жизнь.

– Нет, не говори так, – возразил он. – Все еще переменится к лучшему. А пока наши женщины ждут и, вероятно, уже беспокоятся. Мы что-нибудь придумаем, мы найдем способ справиться с этим. Ну же, Эдуард, взбодрись! Я не хочу волновать Мэри.

Они вернулись домой как раз к обеду. Мэри и Элизабет унесли корзину с листьями в кладовую, а остальные направились в дом. В это время у детей закончились утренние уроки, и они помчались вниз по лестницам. Они разбегались от лестничной площадки, подобно реке с пятью притоками, детские голоса звенели от вынужденного молчания все утро, а Брен и Ферн прыгали вокруг них, стараясь лизнуть разрумянившиеся детские личики.

Четверо старших детей были похожи друг на друга, как горошины из одного стручка, особенно потому, что всех их одевали одинаково – в коричневые шерстяные платьица, передники и белые льняные шапочки. Из-под шапочек спадали светлые волосы, прямые и блестящие, как брызги воды; четыре одинаковых личика с медовым оттенком кожи сияли от улыбок; четыре пары больших серых глаз над широкими скулами смотрели на мир с искренней живостью. Только по возрасту дети немного отличались, хотя разница в возрасте между Недом и Эдмундом была так мала, что родственники часто говорили, что этим мальчикам следовало явиться в мир близнецами. Ральф, отставший от них на одиннадцать месяцев, старался нагнать упущенное, подрастая быстрее, чем остальные.

Заметив, что отец смотрит на них, дети притихли, как по мановению волшебной палочки. В этот день они в первый раз видели отца, поэтому почтительно подошли к нему и опустились на колени. Ральф по очереди возложил руки на головки детей и благословил их. Молчание продолжалось еще минуту, а затем ребятишки поднялись и снова защебетали, пытаясь рассказать отцу, чем занимались утром. Ральф посмеивался, не пытаясь различить голоса. Все дети брали уроки у Ламберта, причем с одинаковым нежеланием.

– Бедные мои дети, – насмешливо проговорил Ральф. – Боюсь, вам в наследство достались мозги вашего отца. Вы будете такими же невежами!

Сквозь голоса мальчиков настойчиво пробился голос Сабины:

– Папа, почему я должна учиться вместе с мальчиками? Женщины не обязаны уметь читать и писать. Когда я вырасту, то выйду замуж, и мне уже никогда не придется читать. Можно, я брошу учиться, папа?

Ральф погладил девочку по голове.

– Хорошо, что Лия не слышит твоих слов, милочка. Нет, тебе нельзя бросить уроки. Разве ты не хочешь стать настоящей леди?

– Нет. Я хочу быть богатой и иметь много лошадей, как у тебя.

Эдуард рассмеялся:

– Она поддела тебя, Ральф. Ральф усмехнулся.

– Малышка, чтобы быть богатой, надо выйти замуж за богатого человека, а он захочет, чтобы ты была умна и образована, и могла бы управлять его домом. Женщины Морлэндов всегда были образованными. Как ты собираешься быть знатной леди, если не умеешь даже читать и писать?

– Мама тоже не умеет ни читать, ни писать, – рассудительно заметила Сабина. – Но разве она не настоящая леди?

Чтобы ответить на такой прямой вопрос, требовалось подумать. К счастью, в этот момент Ральф обратил внимание на своего последнего отпрыска, стоящего чуть в стороне от остальных детей, держась за руку наставника и спокойно наблюдая за происходящим.

– А, вот и мой младшенький! – с облегчением воскликнул Ральф. – Иди сюда, Мартин, я благословлю тебя.

Мартин отпустил руку Ламберта и прошел мимо детей и собак к отцу, рядом с которым встал на колени. Даже в своей мешковатой детской одежде этот хрупкий малыш держался прямо и с достоинством, живо напомнив Ральфу манеры матери Мартина. Мэри обладала гордой осанкой жителей равнин, всегда держала голову, как королева, двигаясь так легко и грациозно, что казалось, будто она не касается земли. Ральф понял, что Мартин, когда подрастет, станет держать себя так же. Он осторожно положил ладони на маленькую головку. Волосы Мартина под белой льняной шапочкой были темно-каштановыми, на вид почти черными, вьющимися мягкими кудрями, в которые погрузились пальцы отца. Ральф благословил мальчика, и Мартин поднял лицо, оглядев отца глубокими синими глазами.

– Ты – настоящий сын своей матери, – пробормотал Ральф, нагнулся и взял мальчика на руки, так что их лица оказались на одном уровне. Мартин смотрел на отца серьезно, без улыбки. – Сегодня утром ты хорошо поработал? Выучил уроки?

– Да, сэр, – ответил Мартин. Ральф усмехнулся.

– Тогда я не понимаю, в кого ты уродился – оба твоих родителя невозможные тупицы. Должно быть, тебя и в самом деле подменили эльфы, – Мартин, не понимая этих слов, но, чувствуя, что отец шутит, вдруг улыбнулся своей очаровательной, способной растрогать любое сердце, улыбкой. Ральф поцеловал ребенка в щечку и опустил его на пол, а потом обратился к наставнику: – Все ли дети хорошо занимались сегодня, Ламберт?

– В целом – да, сэр. Сегодня мне не пришлось никого наказывать.

Ламберт был темноволосым уроженцем Уэльса с бледной кожей. Он выглядел таким изможденным и тощим, что казалось, будто он способен умереть в любую минуту. Он был католиком, утратил свой приход из-за ужесточившихся законов, и с тех пор бродил по стране, переходя из дома в дом, чудом умудряясь не попасть в тюрьму. Страх и лишения подорвали его здоровье; ему постоянно приходилось скрываться и спасаться бегством. Только благодаря уговорам Мэри ему удалось занять его теперешнее положение, ибо он пришел в дом Морлэндов однажды ночью с рекомендательным письмом от семейства, живущего в Редесдейле. Мэри, как и большинство жителей приграничных равнин, была католичкой, и она умолила Ральфа принять Ламберта в дом. Ральф опасался за свою семью, но в дальнейшем было решено, что Ламберт станет наставником, и его прошлое католического священника скрывали даже от слуг. Поскольку в доме не было никого из тех мест, тайна не раскрылась, хотя, должно быть, у многих новый наставник вызывал подозрения.