Денис Субботин - Ларец Самозванца

Выпьем за победу! — подняв чарку, предложил Кирилл. — За стрельцов славных, ту победу нам даровавших!

Выпили. Закусили вкуснейшими, собственной засолки огурчиками Якова. Ещё раз выпили-закусили. Чарки опустели…

— Эй, кабатчик! — оглушительно рявкнул Павло Громыхало. — Ещё вина!!!

Вино прибыло немедленно — старый хитрец Яков прекрасно знал, когда не след задерживаться. Правда, вино оказалось кисловатое… И опять таки, Яков знал, когда его гости перестают обращать внимание на такие мелочи.

— За то, чтобы и на этот раз клятые ляхи передохли прежде нас! — провозгласил тост Кирилл. — Эй, казаче! А ты чего не пьёшь?

— Нам завтра в дорогу! — хмурый, напомнил за него смуглорожий Шагин. — Ты бы, господин, придержал скок коня хмеля и пересел в седло трезвости!

— Ты что-то сегодня непонятно говоришь, Шагин! — ухмыльнувшись, сказал Кирилл. — А впрочем, ты прав. Отставим вино, други! Завтра — в дорогу!

Тут лицо Павло, ухмыляющееся до того момента, окаменело, и он медленно начал подниматься на ноги. Рядом с ним, непослушными во хмелю пальцами царапая рукоять кривой татарской сабли, вскочил побагровевший Дмитро Олень.

Медленно-медленно, Кирилл поднялся и обернулся. По спине текло…

Перед ним, раззявив щербатый рот в пьяной ухмылке, стоял один из тех питухов. Мотня его была расстёгнута и из неё свисал… В общем, почему его спина мокра, Кирилл понял быстро. Побагровел, выхватывая саблю…

— Нет!!! — кабатчик бесстрашно ринулся между ними, раскидывая руки на манер крыльев взлетающей утки. — Только не здесь! Ты, Онцифор, постыдился бы! Воин! Ветеран ливонский! Тьфу… Доброго человека обидел… Зачем обоссал его, будто кобель стену? До порога было не дойти?

— Гы! — сказал щербатый Онцифор. — Гы, гы, гы!

— Ты не обижайся на него, воин! — попросил смущённый кабатчик. — Убогий он, юродивый! Под Ашераденом его оглушило, вот и мается, бедный!

На вид «бедному» было лет сорок, сорок пять, выглядел он ражим, крепким и полным сил мужиком… Впрочем, скорее всего, столько ему и было. Сам Кирилл не помнил — в свои двадцать пять и не мог помнить, но вроде бы Ашераден, это Дело было в конце Ливонской войны… Впрочем, так же верно может быть и — нет.

— Ладно! — мрачно сказал сотник, сбрасывая прямо на грязный, заплёванный пол, смердящий кафтан — подарок Арины. — На вот тебе… юродивый!

Отомстив, таким образом, за оскорбление, он успокоено сел обратно.

— Ну, за наших врагов! — провозгласил достаточно громко, чтобы это слышали все в шинке. — И чтобы все они передохли… нехристи!

Нехристи, среди которых большая часть являлась православными, расположились меж тем на берегу небольшой, но на удивление медленно влекущей свои воды речушки. Было холодно, хотя лёд уже сошёл. Копыта коней звонко отбивали дробь о заледенелую землю…

— Однако привал бы не помешал! — пробурчал пан Анджей, брюхо которого вот уже второй час выводило почти столь же звонкие и никак не менее впечатляющие рулады. — Слышь, пан Роман! Мы ведь так и не пообедали, а теперь время к ужину! Да ужинать уже пора!!!

Крик души пана Анджея пришёлся кстати. Роман и сам подумывал остановиться, но каждый раз откладывал привал на четверть… полчаса… час позднее. Воины за спиной — закалённые ветераны, прошедшие Северский поход, Добрыничи и победную дорогу на Москву, не роптали, но явно старались выказать своё неудовольствие происходящим. Что до женщин, то их было не слышно и не видно… Кстати, оба коня, запряжённых в возок, тоже выдохлись и требовали отдыха!

— Привал! — громко сказал пан Роман, спрыгивая на землю и звонко впечатываясь каблуками в заиндевевшую траву. Подумал, добавил. — До утра!

Казаки и шляхтичи, оживлённо переговаривая и позвякивая оружием, начали разбивать бивак.

— Марек!!! — оглушительно рявкнул пан Роман. — Яцек! Ну-ка, сюда!

Звонким перестуком отозвался сумрак на юге и две невысокие, зато очень быстрые татарские лошадки выметнулись из темноты. Всадники были невелики ростом, хрупки… Кто бы посмел сказать им это в лицо! Марек, оруженосец и стремянный пана Романа, был гибок и зол, как кошка, столь же опасен. Его кривая татарская сабля — подарок господина, пана Романа, была быстра и остра. Семерым уже не похвалиться, что сумели уклониться от её поющего, словно злая оса, лезвия. Сам Марек похвалялся в минуты, которых потом стыдился, что клинок был кован из дамасской стали. Врал, конечно! Добрый был клинок, но за дамаск пан Роман расплатиться бы не смог…

Яцек пристроился чуть позади Марека. Ровно настолько, чтобы это не было унизительным для него и его господина, пана Анджея. Он был покрупнее Марека, дебел телом и кроток духом. Хороший стремянный и слуга, плохой воин. Впрочем, при нужде его прямой немецкий палаш был не менее грозным оружием. И он, как и Марек, был по самые по конопатые уши влюблён в Зарину, верную служанку госпожи Татьяны… И столь же безответно… пока.

— Звали, господин? — звонко спросил Марек, на глазах красотки-Зарины, вздымая коня на дыбы.

— Звал! — коротко ответил пан Роман. — Ты, Мариус, и ты Яцек, отправляйтесь-ка в разведку! Поглядите, что нас по дороге впереди ждёт. Далеко не заезжайте, вёрст десять проедете и — назад! И — осторожно, Марек! Попусту не рискуй!

Яцеку он даже напоминать не стал. Этот шестнадцатилетний увалень и так без приказа не потянется… хотя не лентяй, но — трус жуткий!

— Понял! — скривился Марек. — Как прикажешь, господин… Можно я пистоли немецкие возьму?!

Вопрос был задан так неожиданно, что пан Роман аж вздрогнул. Потом покосился на внешне равнодушную, а на деле внимательно прислушивающуюся к разговору Зарину и усмехнулся.

— Возьми… пару! Смотри только, ключ не потеряй!

Марек, расцветший как розовый цвет, пулей метнулся в низенькую палатку, которую успели разобрать для панов, и вскоре вернулся обратно. К сабле и длинному черкесскому кинжалу добавились два огромных, в четверть его роста пистоля. Вкупе с коротким, но очень мощным турецким ружьём и двумя собственными, тоже турецкими пистолями, вооружение Марека представлялось крайне серьёзным. Яцек, тот к палашу присовокупил лишь рушницу, притом не слишком хорошую… Пан Анджей, протратившийся на книгах, на вооружении оруженосца, в боевые качества которого не верил вовсе, экономил сверх всякой меры.

— Поехали! — нетерпеливо ёрзая в седле, крикнул на него младший по возрасту, но от того ничуть не менее боевой Марек. — Что ты рассусоливаешь?!

Яцек неторопливо зарядил рушницу, забрался в седло и, только проверив, легко ли добываются палаш и кинжал из ножен, кивнул: