Саймон Скэрроу - Центурион

А может, это и не совсем так. Может, у их когорты шансов против парфян больше, чем у легионеров. У велитов вооружение легче, к тому же их когорта на четверть состоит из верховых, так что парфянам при бросках на Вторую Иллирийскую надо быть начеку куда больше, чем при нападениях на неповоротливых тяжеловооруженных триариев[10] в легионах. Кассию Лонгину с парфянами надо держать ухо востро, а иначе можно повторить судьбу Марка Красса и его шести легионов, наголову разбитых лет сто назад. Красс тогда забрел глубоко в пустыню, и после нескольких дней изматывающих своей внезапностью атак парфян под яростным солнцем его армия оказалась разгромлена вместе с ее полководцем.

Когда солнце наконец село за горизонт и со стороны лагеря донесся медный глас буцин,[11] возвещающих о первой смене ночного караула, Макрон, зашевелившись, отлепился от прогретой за день шероховатой штукатурки стены.

— Давай-ка подаваться в лагерь, — сказал он. — А то я завтра вывожу в пустыню новобранцев. В первый раз идут, совсем еще птенцы. Интересно будет взглянуть, на что они гожи.

— Ты уж с ними полегче, — посоветовал снисходительно Катон. — Не хватало еще кого-нибудь потерять до начала похода.

— Полегче? — прищурился Макрон. — Скажешь тоже. Если давать им поблажку с самого начала, то в настоящем деле толку от них не будет никакого.

Катон пожал плечами.

— Я-то думал, нам в когорте нужен каждый.

— Каждый, да. Но из кремня, а не из кала.

— Все же это не Второй легион, Макрон, — заметил, помолчав, Катон. — Нельзя столь уж многого ожидать от вспомогательной когорты.

— В самом деле? — лицо Макрона сделалось жестче. — Вторая Иллирийская — когорта не какая-нибудь, а моя. И если я добиваюсь того, чтобы люди в ней маршировали, сражались и гибли так, как солдаты в легионах, то они будут это делать. Ты меня понял?

Катон кивнул.

— И ты в этом тоже примешь деятельное участие.

У Катона невольно распрямилась спина.

— Конечно да, командир. Разве я тебя когда подводил?

Секунду они пристально друг на друга смотрели, после чего Макрон неожиданно рассмеялся и плотно хлопнул товарища по плечу.

— Пока нет! У тебя, парень, не яйца, а шары из чистого железа! Вот бы всех мне таких, как ты, или хотя бы похожих!

— Было бы, наверное, неплохо, — рассудил Катон.

Макрон поднялся, растирая слегка занемевшие от долгого сидения ягодицы. Уютное место этот дворик, но деревянная скамья все же жестковата.

— Ну что, идем, — сказал он, подхватывая свой витой жезл центуриона.

Они направились через форум, который уже звенел голосами бордельных зазывал, торговцев дребеденью и свободных от службы солдат из лагеря. Молодые, еще с юношеским пушком на щеках, рекруты держались в основном шумными ватагами и дружно вваливались в ближайшие харчевни и таверны, где их тут же окружало прыткое, хитроглазое жулье и ворье, для которого вынуть у хмельного юнца-солдатишки кошель раз плюнуть. Рекрутов Катону было немного жаль, но известно одно: лишь горький опыт научит их тому, что требуется просто-таки вбить себе в башку. Так что больная поутру голова и потеря кошелька заставят их быстро усвоить урок на будущее. Если они до него доживут, конечно.

Как всегда, легионеры и ауксилиарии — солдаты вспомогательных когорт — держались друг от друга на расстоянии. У легионеров жалованье было на порядок больше, а к солдатне из неграждан они традиционно относились с легким пренебрежением — чувство, понятное Катону и всецело одобряемое Макроном. Из-за лагерного частокола оно просачивалось и на улицы Антиохии, где люди из когорт, как правило, держались от легионеров на почтительной дистанции. Хотя, похоже, не все. При повороте с форума на одну из улиц друзья заслышали невдалеке сердитую перебранку. Под мутноватым кругом фонаря при входе в одну из таверн теснилась небольшая толпа — оказывается, вокруг двоих драчунов, которые, выбравшись на улицу, без промедления покатились в сточную канаву, немилосердно мутузя друг друга.

— Ишь, чего-то не поделили, — хмыкнул Макрон.

— Думаешь вмешаться?

Макрон, пока приближались, с прищуром наблюдал за происходящим, после чего пожал плечами.

— Еще нам не хватало влезать. Пускай сами меж собой разбираются.

Как раз в эту секунду в руке у одного из дерущихся огнисто взблестнуло, и кто-то крикнул:

— Да у него нож!

— Вот погань, — Макрон досадливо цыкнул. — И не хотели, а придется. А ну-ка, быстро!

Он ускорил шаг, бесцеремонно оттолкнув с пути кого-то дюжего в красной тунике, вышедшего взглянуть, что там за шум.

— Эй, — сердито вскинулась туника, — смотри, куда прешь!

— Придержи язык! — Макрон поднял свой жезл центуриона, чтобы его разглядел и этот крикун, и все остальные, а сам между тем проталкивался к дерущимся в канаве. — А ну-ка, вы оба! Сейчас же расцепиться! Это приказ!

Драчуны, шумно возясь и пыхтя, наконец разнялись. Один из них, поджарый, в тунике легионера, по-кошачьи вскочил и тут же гибко сложился, готовый наброситься снова. Макрон двинулся на него, потрясая жезлом:

— Прекратить, я сказал!

Взгляд Катона упал на заостренную полоску металла в руке поджарого. Она уже не блестела, так как ее обволакивала маслянисто-темная, капающая с заостренного конца жидкость. Другой забияка на земле, приподнявшись на локте, вторую свою руку притискивал к боку. При этом он прерывисто дышал, морщась от сильной боли.

— Вот пес… А-а, больно-то как… Этот выродок меня пырнул!

Секунду посверлив легионера взглядом, он с мучительным стоном запрокинулся в неясном кругу фонаря.

— Я его знаю, — сказал негромко Катон. — Это один из наших. Кай Менат, из кавалерийской алы.

Присев рядом с ним на корточки, он ощупал рану. Туника пострадавшего липла к рукам из-за теплой, обильно струящейся крови. Катон, обернувшись, ожег взглядом сгрудившихся зевак.

— А ну, все назад! — прикрикнул он. — Дайте мне место!

Свой жезл он оставил в лагере: не любил вгонять в смущение бывалых служак, медливших подчиняться указаниям неприлично молодого центуриона. Однако те, кто служил с Менатом во Второй Иллирийской, признали своего офицера и сразу же отстранились. После секундного колебания последовали и остальные, и Катон опять повернулся к пострадавшему. Прокол в ткани был незначительный, но кровь текла обильно, и Катон задрал тунику, чтобы оглядеть вымазанный красным торс лежачего. Там была небольшая, мелким зевом вздувшаяся ранка; лоснясь под фонарем, она, пульсируя, исторгала наружу кровь. Катон рукой зажал место пореза, одновременно оборачиваясь к тем, кто стоял неподалеку: