Борис Соколов - Первая встречная

Отсрочка, которую дал канадец, ее и обрадовала и насторожила. Последнее поручение Бреккера было не так давно. Он потребовал, чтобы она познакомилась с немолодым инженером из научно-исследовательского института. Она пыталась вспомнить, какого именно, но не смогла. Не смогла вспомнить и его фамилию. Анатолий Андреевич, Анатолий Андреевич… Это все, что осталось в памяти. Марков, по его словам, тоже работал в каком-то институте. Каком? Совпадение? Нет, нет! Возможно, «они» замыкали какую-то цепь, значит, в институте было что-то, что «их» интересовало! «Они»! Так впервые она разделила мир на две части – «мы» и «они». Впервые отделила себя от «них», впервые начала анализировать поступки Бреккера и свои.

И то, что раньше казалось простой и легкой игрой, за которую платили, сейчас приобрело другую, мрачную окраску… Как все это началось? Как ни странно, с Олдриджа!

В такой же солнечный день, год назад, под Ялтой, положив голову на полотенце, лежала она на мелкой гальке Золотого пляжа и бездумно смотрела вверх. Высоко в небе рваными кусками прозрачной вуали застыли облака. В солнечном мареве дрожал душный расплавленный воздух, давил на землю. Ирина хотела повернуться, как кто-то рядом, старательно выговаривая слова, громко сказал:

– А Джеймс в Гагре.

– Что ему там нужно? – лениво спросил женский голос.

– По-прежнему увлекается подводным спортом. Охотится с аквалангом, – засмеялся мужчина.

Перед отъездом из Москвы Ирина смотрела итальянский цветной фильм об этом новом виде спорта, она скосила глаза в сторону говоривших. В нескольких шагах, накрыв лицо легкой косынкой, лежала женщина. Рядом с ней, поджав под себя ноги, сидел немолодой мужчина и бросал камешки в набегавшие волны. Ирина прислушалась.

– Изменил Средиземному?.. – спросила женщина. Говорила она медленно, неуверенно подбирая слова.

– Не Средиземному, а Красному. С Красного переехал к красным – логично! – сострил мужчина. – Даже пишет здесь. Что-то с очень претенциозным названием «Хочу, чтобы он умер…» Или наоборот.

– О русских?

– Нет, о своих соотечественниках и Египте. Кстати, приехал сюда с семьей…

– Модная тема!

Ирина приподнялась и посмотрела на своих соседей. Мужчина поклонился.

– Мы разбудили вас своей болтовней? – Он улыбнулся. – Простите, пожалуйста. Мы изучаем русский язык и спорим.

Женщина стянула с лица косынку и с любопытством разглядывала Ирину…

Так произошла встреча. Была ли она случайной? Не так ли, позже, Бреккер учил ее знакомиться? Раньше Ирина никогда не задумывалась над этим…

В первый же день Джен (так звали спутницу иностранца) подарила ей свой купальный костюм. Белый с черной окантовкой. Ирина была счастлива. Как же, заграничный, плотно облегавший тело, он вызывал восхищенье кое у кого из женщин. С пляжа уже шли вместе. Ирина узнала, что ее новые знакомые – журналист Майкл Бреккер и его секретарша. Расставаясь у санатория, они договорились о встрече на другой день здесь же, на пляже. С этого и началось.

На следующий день втроем ездили к Байдарским воротам, обедали в Мисхоре. Бреккер был подвижен, любопытен, всем интересовался и непрестанно щелкал «Контаксом». Коробила фамильярность и бесцеремонность, с какой он выспрашивал обо всем, что только попадалось на глаза.

Через день он знал, что она разошлась с мужем, о ее денежных затруднениях и с каким трудом достала путевку.

Как-то через несколько дней, когда она сказала, что хочет уйти с работы, Бреккер фамильярно похлопал ее по плечу:

– Ничего, my darling[1], устроим, я помогу! – И сейчас же добавил: – А с работы уходить не надо, не торопитесь, – и быстро перевел разговор, предложил выпить. Кстати, делал он это довольно часто.

Вечером, когда Ирина провожала его и Джен в гостиницу, он задержался у дверей, обнял ее за плечи, попросил подождать и вошел в комнату. Она осталась в коридоре. Через минуту он вернулся и сунул ей в руку небольшой сверток.

– Что это? – встревоженно спросила Ирина.

– Так, пустяк. Посмотрите дома. – Он похлопал ее по плечу: – На память о нашем знакомстве. – И, видимо, ожидая возражений, повернулся и, не прощаясь, ушел в номер.

На улице Ирина не вытерпела, развернула бумагу – в шуршащем целлофане с маленьким золотистым клеймом лежали серые прозрачные чулки и белая нейлоновая кофточка с перламутровыми пуговицами. Первое, что мелькнуло в голове, это возвратить подарок, она даже повернулась, чтобы сделать это, но, пройдя несколько шагов и увидев матовые шары входных фонарей, остановилась. Желание иметь нарядные вещи было слишком велико, чтобы так легко отдать их. Но вернуть было нужно, сейчас же… Хотя… К чему ее обязывало, если она оставит это себе? «Отдать, не отдавать?».. – рассуждала она. – Сейчас неудобно, что он подумает, да и спать уже легли, наверно. Отдам завтра" – после недолгого колебания решила она и повернулась, чтобы идти домой. Мимо Ирины медленно прошел человек, чуть задел плечом и внимательно посмотрел на нее. Ей показалось, что он улыбнулся. «Нахал!» – подумала она и заторопилась к себе.

Подарок она решила не возвращать!

…Топот ног и хлопанье сидений вернули ее к действительности. Ирина встала и пошла в людском потоке к выходу. На лестнице толкались, обменивались впечатлениями, кое-кто успел закурить. Выйдя на площадь, она вспомнила, что нужно позвонить Маркову, прошла к автомату.

Трубку взял Сергей. Услышав ее голос, обрадовался, спросил, когда они встретятся. Как ей хотелось сказать – сейчас же, но, помня наказ Бреккера, замялась, отговорилась занятостью.

– Значит, сегодня нельзя? – спросил Сергей упавшим голосом. – А завтра?

Она пообещала позвонить. Ей не хотелось кончать разговор, в груди стало пусто и одновременно что-то тяжелым камнем легло на сердце.

– Что вы делаете сейчас, Сережа? – спросила она, первый раз назвав так этого совсем чужого ей и такого близкого человека.

В стекло будки стучали, напоминали, что пора кончать разговор.

– Я позвоню завтра, хорошо? А то здесь очередь, – шепотом закончила она, хотела положить трубку, но промахнулась, задела рычаг и сразу услышала частые гудки отбоя. Повесила трубку и вышла на площадку…

Дорога была тяжелой. Могучий пихтарник сменился густолесьем. Бук, дуб, ольха, плотно перемешанные одичавшими яблонями, грушей и алычой, мешали движению.

Выматывали силы частые переходы через многочисленные горные ручьи и речки. Одни они перепрыгивали, не замочив ног, другие переходили вброд. Падали в ледяную воду, чертыхаясь, вылезали на берег, сушились, снова шли, чтобы вымокнуть в очередном потоке и снова обсушиваться.