Поль Феваль - Черные Мантии

Жюли закрыла дверь, присела и вздохнула. Ребенок попытался забраться к ней на колени, но она его оттолкнула. Ее охватило мечтательное настроение, и она достала колоду карт из ящика светлого деревянного стола. Эта очаровательная мадонна была южанкой, и ей еще не исполнилось и двадцати лет.

Она принялась гадать. Малыша это заинтересовало, и он не мешал матери. По мере того как молодая женщина раскладывала карты, ее умное, с правильными чертами лицо оживлялось; теперь оно было не только красиво, но и выражало страсть; глаза ее блестели, она внимательно следила за тем, как ложились карты, и время от времени ее губы что-то шептали.

– Ты будешь богат! – обратилась она к ребенку с движением, внезапность которого заставила малыша вздрогнуть.

И Жюли уронила голову на руки. Однако вскоре она собрала карты и положила колоду на место, посетовав при этом:

– Но карты не сказали мне, когда!

С наступлением сумерек вернулся Андре. Людей на площади становилось уже меньше, а комиссар полиции отправился в цирк, оставив жену с господином Эльясеном Шварцем. Эльясен был эльзасцем, опередившим своим появлением нашего Ж.-Б. Шварца. Не будь Эльясена, Ж.-Б. Шварц, возможно, и попал бы в контору комиссара полиции. Поэтому позже, когда Ж.-Б. Шварц стал миллионером – а он им стал, причем не просто миллионером, а миллионером в квадрате и более того, – он обеспечил теплое местечко этому Эльясену – косвенному виновнику своего благосостояния. Да, проигрыш в небольших делах открывает порой лучшие шансы для большого выигрыша.

У Эльясена были белесого цвета волосы, брови и ресницы, розовая кожа, широкие плечи, здоровые зубы и глаза такие же, как и волосы: короче, это был крепкий эльзасец. Он исправно выполнял свою работу в конторе и говорил мадам комиссарше, что в красоте Жюли есть что-то дьявольское. Им были вполне довольны.

Тем временем внизу, в комнате за лавкой, ужинали голубки Мэйнотт. В Андре было что-то детское, несмотря на мужественное выражение его лица. Он был счастлив, иногда – до умопомрачения, и когда смотрел на жену – свое обожаемое сокровище, то боялся, что ему снится сон.

Заметьте, что ему было ведомо все то, о чем, казалось, он не имел ни малейшего представления: так, он знал страсть Жюли к гаданию. А когда под окном появлялись великолепные дамы в сногсшибательных туалетах, крепдешинах и итальянских соломенных шляпках, ему казалось, будто в его собственной груди бьется чувствительное сердце Евы. Ах! Он по-настоящему любил, и его сердце было сердцем мужчины! Но Жюли обо всем этом не думала. Когда глаза Андре смотрели в ее глаза, она испытывала только счастье, которому могла бы позавидовать даже королева. Итак, повторяю: здесь было двое влюбленных. Ребенок забавлялся их поцелуями – милое, смеющееся создание, как бы само воплощение улыбки счастья, сияющей на их лицах.

Они говорили обо всем, кроме любви, поскольку семейные радости не похожи на другие, хотя, может быть, и напрасно.

Молодая женщина спросила:

– Отчего ты так долго был у господина Банселля?

– Да сундук этот! – ответил Андре. – Опять этот ящик! Он из-за него просто света белого не видит!

– А что ему нужно?

– Отделать заклепки, нанести чеканку на ручки, позолотить резьбу, покрыть поверхность бронзой, короче говоря, превратить эту вещь в драгоценность. Прямо с ума сошел.

Из магазина послышался негромкий шум. Оба приумолкли, но не двинулись с места. Хотя был уже поздний вечер, на площади еще раздавались голоса гуляющих.

– Он действительно может схватить грабителя? – продолжала разговор Жюли.

– Думаю, что да! Это же волчий капкан! Господин Банселль показал мне детали механизма. Когда система включена, специальный захват, находящийся под замком, выходит из паза при первом повороте ключа и зажимает руку грабителя. Пружины замечательно прочны, так что машина действует превосходно. Настолько, что если однажды господин Банселль второпях забудет отключить механизм…

– И в ларце много денег? – с любопытством перебила его молодая женщина.

– Все его платежи до тридцать первого и деньги за замок на побережье! Более четырехсот тысяч франков!

Жюли вздохнула, а Андре продолжал:

– Господин Банселль расхваливает его направо и налево. Можно подумать, что ему даже нужен вор, чтобы испытать свой ящик в действии. Мы были у него втроем сегодня вечером; он показал нам денежные банкноты и сказал: «Сохранность гарантирована; мой служащий при кассе уволился, и я даже не думаю его заменять. Здесь никто не ночует, никто». Он повторил это два раза.

– Более четырехсот тысяч франков! – прошептала красавица Мэйнотт. – Вот чьи дети будут богаты!

Лицо Андре омрачилось.

– Тихо! – воскликнул он, внезапно вскочив. – В магазине кто-то есть!

Тишину лавки нарушил какой-то металлический звук. Андре бросился в магазин, жена – вслед за ним, с лампой в руке. Но лавка была пуста.

– Что-то железное звякнуло… – начала было Жюли, – или… Погляди! Комиссаров кот!

Мимо Андре прошмыгнула кошка, и Андре со смехом гнался за нею, будто бы преследуя, до самой площади.

Гуляющих уже не было. Андре заметил лишь одного прохожего, который скрылся среди деревьев. Это был мужчина в синих бумажных штанах, серой куртке и рыжей шерстяной шапке.

– Укладывай спать малыша! – велел Андре жене. – Я должен тебе что-то сказать.

Жюли, которую разбирало любопытство, заторопилась. Поцеловав ребенка в колыбели, она вернулась, и Андре накинул шаль на ее плечи и сказал:

– Лучше выйдем, здесь жарко.

В его тоне было что-то серьезное, и это заинтриговало молодую женщину.

В то время как Андре запирал дверь лавки, к дому подошел комиссар полиции, вернувшийся из цирка Франкони. После встречи с Ж.-Б. Шварцем он был в отвратительном настроении. И он сказал своей жене, укладываясь спать:

– У этих, внизу, странные привычки. Я их сейчас встретил – пошли шататься на ночь глядя.

На что комиссарша позволила себе заметить:

– Шутовская жизнь! Еще неизвестно, чем это кончится. На твоем месте я бы за ними приглядывала получше.

А Андре и Жюли, взявшись за руки, вышли на улицу, довольные тем, что им никто не мешает, не ведая страха и подозрительности; они шли медленно, обмениваясь взволнованными словами; они говорили о будущем, забыв о том, что человек предполагает, а Бог располагает.

Молчание прервала любопытная Жюли. Даже ничтожная мелочь способна вывести из равновесия эти милые честолюбивые создания: только за порог, едва успеют накинуть шаль – и вот уж они витают в облаках и воздвигают воздушные замки.

– Что же ты хотел мне сказать, Андре? – спросила она.