Константин Бадигин - Покорители студеных морей (с иллюстрациями)

— Я согласен! — радостно крикнул оживший купец. — Я согласен!.. — В его глазах светилось то недоверие, то надежда, то мольба.

Шоневальд кивнул одному из монахов.

— Повторяйте за мной слова клятвы слово в слово, господин купец, — поднявшись с места, торжественно произнес монах с лицом желтым и неподвижным, точно вырезанным из дерева.

Иоганн Фусс только сейчас, по глухому голосу, узнал монаха, приходившего за ним.

— Клянусь, — начал монах, — что я верую в своей душе и совести и исповедую, что Иисус Христос и апостолы во время их земной жизни владели имуществом, которое предписывает им священное писание, и что они имели право это имущество отдавать, продавать и отчуждать.

Иоганн Фусс повторил клятву.

— Теперь поклянитесь, что вы во всем будете помогать святой католической церкви и выполнять все поручения нашего ордена, соблюдая строжайшую тайну.

Иоганн Фусс произнес страшную клятву верности ордену.

— Теперь, — Эйлард Шоневальд показал купцу на ящик, — садитесь и слушайте. — Он недовольно посмотрел на своею соседа, непрерывно перебиравшего желтые янтарные четки, затем снял нагар со свечи, поставил ее ближе к купцу, осветив бледное испуганное лицо.

— Политика Ганзейского союза по отношению к Новгородской республике — это бездарная политика мелочных торгашей. Да, да! Здесь ради собственной выгоды забыто все! — Эйлард Шоневальд вскочил с места, сделал несколько шагов.

— Они, эти ганзейские купчишки, — как бы очнувшись от сна, вдруг заговорил толстый монах, — отобрали у бедного капеллана[19] даже его кружку святого духа для сбора подаяний в храме, алтарь превратили в хлев и… — Монах под взглядом Шоневальда сразу осекся и замолчал.

— Вместо того чтобы торговаться с новгородцами за добавку нескольких кругов воска, — снова раздался голос инквизитора, — или спорить из-за нескольких собольих мехов в придачу к дрянным беличьим шкуркам, надо было давно закрыть им дорогу на запад, к морю. На добрых католиков восточный ветер из Новгорода действует как несносный сквозняк. Поймите! — Шоневальд в упор смотрел на купца. — Новгородская республика никогда не уступила бы вам и на волос своих прав на море и была бы сейчас сильнейшим морским государством, если бы не споры с московским князем!.. Поймите это!.. — Инквизитор задохнулся от возбуждения. — Представьте себе, как бы выглядели мы, если бы московский князь защищал интересы новгородцев на суше. Они, прекрасные мореплаватели, заполонили бы наше море!.. — Шоневальд посмотрел на молчаливых монахов.

Толстяк, шевеля губами, продолжал безостановочно перебирать четки, другой монах сидел с закрытыми глазами, словно спал.

— Сейчас, как никогда, необходимо заставить новгородцев принять наши условия, — облизав сухие губы, продолжал инквизитор. — Как назло, русские оказались на этот раз несговорчивыми. Больше того, они задумали нанести удар нашей торговле. Мы узнали, что знаменитый купец Труфан Амосов, отец Олега Амосова, — Шоневальд строго посмотрел на Фусса, — учит против немцев других новгородских купцов…

Он очень опасный человек, запомните это, господин Фусс! Теперь Амосов спешно покидает Новгород. Мы должны разгадать тайный план русских. А вы нам поможете, господин Фусс!

— Чем я могу помочь, ваша милость?

— Вы узнаете, когда, куда и какой дорогой собирается ехать Труфан Амосов. Вы поняли меня, господин Фусс? Если же вы попытаетесь уклониться от нашего поручения, — Шоневальд повысил голос, — то ничто не помешает святой церкви поступить с вами так, как принято поступать с еретиками,

— Я буду стараться, ваша милость.

— Все, что вам удастся узнать, господин Фусс, не медля ни минуты, сообщайте доброму католику, священнику нашего ордена Пруцу.

— О-о!.. — вырвалось у Фусса.

Долго он пятился к выходу, кланяясь и бормоча благодарности.

На лестнице купца ждал со свечкой горбун Пруц. Он помог ему выбраться из подземелья и добраться до тюков у алтаря, на которых была приготовлена постель.

Накрывшись с головой куском шершавого кельнского сукна, Иоганн Фусс провел беспокойную ночь. Он просыпался от шумной крысиной возни по углам церкви, от хриплого голоса монаха, не перестававшего преследовать купца и во сне.

После ухода купца Шоневальд с торжествующей улыбкой посмотрел на сообщников:

— Перепуганному купчишке никогда не вырваться из наших рук. Еще один верный слуга ордена в этом варварском городе.

Владыка новгородский громко стонал во сне. Ему привиделась келья Вяжищенского монастыря, где он провел молодые годы. Но радости не было на душе, а сердце билось тревожно и часто.

Вдруг будто чья-то рука закрыла маленькое слюдяное оконце горенки. Свет сразу померк. Евфимию сделалось страшно, так страшно, как никогда не бывает наяву; ему чудилось, что кто-то еще есть в горнице. Незримый, он заставил шевелиться волосы на голове архиепископа.

Скрипя зубами, владыка протянул дрожащую руку и стал крестить что-то в темноте.

— Господи помилуй, господи помилуй!.. — повторял он не переставая.

Проснулся владыка в холодном поту. Кровь тяжелыми ударами билась в висках.

— Василий! — выдохнул он с хрипом. — Василий!.. У дверей что-то зашевелилось, темная фигура поднялась с пола и двинулась на Евфимия.

— Пить! — держась за сердце, попросил владыка.

Приняв из рук послушника серебряный ковш, он дробно стучал зубами о край его, будучи не в силах побороть трепетную дрожь.

«Страшен диавол, коли во сне привидится, — думал он, хлебнув воды и постепенно успокаиваясь, — и не открестишься во сне-то».

— Собирай-ка, Василий, в церковь, сам сегодня буду служить, — вслух сказал архиепископ. — Видать, грехов на мне много. Отмаливать надо.

Из церкви Евфимий вернулся спокойный и ласковый. Когда ему доложили о приходе Труфана Амосова, он велел звать немедля.

— Садись, Труфане, — приветливо сказал Евфимий. — С чем пришел?

— Благослови, владыка, на поход дальний. Евфимий молча ждал, что еще скажет купец.

— В Студеное море путь держу, на морской путь благослови.

— Рыбий зуб[20] добывать едешь на Грумант-остров, на Матку али еще куда? — допытывался Евфимий. — Ежели на Грумант, грамоту Федору-мореходу передай, что в Русской губе промышляет для святой Софии. На промысел отпустил в позапрошлом году.

— Другое задумал, владыка… — Купец замялся, словно раздумывая, говорить всё или нет. — Задумал я, — гордо откинув седую голову, сказал Труфан Федорович, — старину вспомнить: свои товары в заморье продать и товары заморские на своих судах в Новгород привезти. Нам хлебушек, доспехи бранные во как нужны!.. — Амосов провел ребром ладони по горлу. — Хочу хребтину ганзейским купцам обломать, дорогу морскую освободить! А не сможем, ганзейцы навеки нам ту дорогу, закроют.